Михалков еврейская фамилия. Клан михалковых - пример идеальной приспособляемости

Стало очень опасно внимательно рассматривать Президента России. Особенно с близкго расстояния.

Собственно конечная цель подмены очевидна, она озвучена Владимиром Вольфовичем Жириновским.

Цель подмены — захват территории России евреями, переселение их на наши земли массово, с последующим ОКОНЧАТЕЛЬНЫМ геноцидированием белых гоев. Опыт в этом деле у евреев огромный. Напомню, что евреи это не национальность, а легальное название членов международной организованной преступной банды, объединенных посредством человеконенавистнической религии (иудаизм), имеющей целью тотальный захват власти на Мидгард-Земле (нашей «планете»). Ещё раз, еврей — это не национальность, а образ жизни. Как евреи уничтожают неевреев, можно посмотреть здесь, на примере Палестины. Что евреи сделали с Россией в 1917 году, мало кто из коренных жителей знает — они постарались вытравить это из нашей памяти, подменой праздников, учебников, информационным мусором в СМИ и т.д. Но это ужаснуло весь мир в том самом 1917-ом. Что евреи сделали с Ираком, Афганистаном, Ливией, видно всем, кто не просто смотрит, но видит.

Вот и Никита Михалков смотрит внимательно.

Что же следует делать нам, белым гоям, в этой ситуации?

Ответ прост. Давайте закроем глаза и мысленно представим себе в течение пары минут, что вокруг нас нет ни какого государства, правительства. Потом откроем глаза и — о чудо! — государства вокруг нас реально не существует. Потому что всё «государство» существует лишь в нашем с вами воображении. Это УСЛОВНОСТЬ! Точно такая же условность, как деньги, которые «так принято в этом обществе», считаются ценностью. Но на практике это просто резаная цветная бумага, не имеющая ни какой ценности, ни чем не обеспеченная.

А что у нас есть? У нас есть огромная территория, населённая кучей безвольных долбоёбов (давайте называть вещи своими именами). Долбоёбов, которые разучились управлять процессами, самостоятельно принимать трудные и даже простые решения. Долбоёбов, которым предки потом и кровью отвоевав, вручили территории и ресурсы. И мы, долбоёбы, бездарно просрали жидам все завоевания наших предков. Мы перестали рожать наследников, вместо этого сами превратились в жидов (Жизнь Измеряем Деньгами). Нас в большинстве нашем интересуют лишь материальные блага (секс, вкусно пожрать, шмотки).

Святое место пустым не бывает, нам на смену и идут евреи. Сейчас соотношение гоев к евреям в стране — 98% : 2% (это официально). Но очень скоро это соотношение станет 3:1 — и вот тогда нам точно настанет 3,14здец, как Дженину. Нас начнут истреблять и затирать на задворки истории открыто.

И всё же, что нам делать, понимая подобные перспективы? Учиться, учиться и ещё раз учиться! В уличной драке побеждает лишь тот, кто не боится убить и быть убитым. Кто не боится упасть и запачкать одежду. Кто не жалеет себя.

«Тот, кто жертвует свободой ради спокойствия, не достоин иметь ни того, ни другого».
Бенджамин Франклин

Самый главный рецепт — спаси себя самого и вокруг тебя спасётся множество людей.

Будь активен, будь сам себе президентом, законодательной и исполнительной властью. А кто тебе не даёт им быть? Ты сам. Ибо зомбирован навязанными стереотипами мышления и поведения. Буть бойцом, а не тряпкой.

Читай рубрику «основополагающие материалы» на этом сайте — ты найдёшь ответы на все возникшие вопросы. Иначе для кого всё это пишется? Можно засрать этот ресурс, например, публикуя 10-20 «новостей» каждый день. Какой в этом толк? Всё самое важное УЖЕ приведено здесь ранее.

Руби столбы, заборы сами завалятся!
Либо ТЫ занимаешься политикой, либо политика займётся тобой. Державу Русь для того и разрушали, чтобы создать на её обломках Государство Россия (читай Иудейская Хазария). В Державе правили сами, самоуправлялись. Государство подразумевает наличие государя, господаря, господина. Т.е. единственного человека, который решает за несколько сотен миллионов единолично. Проще говоря, в твоей семье сейчас принимает решения за тебя неизвестный тебе мудак. Этот мудак распоряжается твоим семейным бюджетом, решает что тебе полезно и что вредно; жить тебе или не жить; что тебе можно знать, а что нельзя. И так далее. Но кто из вас двоих на самом деле мудак — не очевидно. Хотя мне лично очевидно.

Либо ты сам себе государство, либо ты мудак. И третьего не дано.

И ты объединяешь своё маленькое государство с соседними, в одну огромную ДЕРЖАВУ, в Великую Русь. И уже коллегиально управляешь не только в масштабах своего жилища и земельного надела, но и масштабах 1/6 части суши. Кстати, а кто мешает управлять всей планетой, кроме психологического барьера (комплексов неполноценности) в твоей голове?

Начни с себя. Займись спортом, перестань заниматься самоуничтожением (алкоголь, наркотики, курение). Найди землю, обустрой её. Обеспечь себя собственной едой — это 50% успеха. Заведи кучу детей. Взаимодействуй. Истреби в самом себе жидовство. Учись, учись и ещё раз учись.

Всегда и во всём надейся только на себя, на свои силы. И на друзей, которым доверяешь на 100%. Не путай друзей с собутыльниками.

Живи так, словно знаешь, что президент не настоящий и вредитель. Живи так, словно нет ни какого президента в стране и создавай общественное самоуправление, самодержавие. Возрождай корни — нашу древнюю славянскую культуру.

Родился 21 октября 1945 года в Москве. Сама семья, в которой воспитывался Никита, словно бы и не оставляла ему иного выбора пути, как в искусство: его прадед – Василий Суриков, великий русский художник; дед – Петр Кончаловский, выдающийся мастер живописи, мать – Наталья Петровна Кончаловская, поэт, писатель; отец – Сергей Владимирович Михалков, поэт, писатель, автор текстов Государственных гимнов СССР и России; брат – Андрей Кончаловский, кинорежиссер. Так и случилось. И сегодня семейной традиции верны уже дети Никиты Михалкова – сын Степан от брака с актрисой Анастасией Вертинской, избравший карьеру режиссера; трое детей от второго брака с Татьяной Михалковой (возглавляет фонд «Русский силуэт», учрежденный для поддержки российских дизайнеров и производителей модной одежды): Анна, молодая актриса; Артем, студент режиссерского факультета ВГИКа; Надя, сыгравшая в «Утомленных солнцем» и готовящаяся ныне к еще более значительной роли (отец совместно с Глебом Панфиловым написал ее для фильма, продолжающего относящуюся к 1930-м годам историю, но уже во время Великой Отечественной войны).

В 1956–1959 годах Никита учился в музыкальной школе, занимался в театральной студии при Театре имени Станиславского. Впервые на киноэкране Михалков появился еще в школьные годы – он сыграл небольшие эпизоды в фильмах «Солнце светит всем» (режиссер К. Воинов, 1959), «Тучи над Борском» (режиссер В. Ордынский, 1961), «Приключения Кроша» (режиссер Г. Оганесян, 1962). Но первое по-настоящему серьезное соприкосновение юного Никиты с кинематографом произошло, когда он уже сдал экзамены на актерский факультет Щукинского училища: Георгий Данелия пригласил его на одну из главных ролей в фильм «Я шагаю по Москве» (1963), где Михалков воплотил светлый, обаятельный образ юноши, полного любви к жизни, к людям, уверенного в завтрашнем дне – своем и своей страны.

Затем были еще многие роли: танкиста Бородина в «Перекличке» Д. Храбровицкого (1965), старшего лейтенанта Ежова в «Песне о Маншук» М. Бегалина (1969), летчика Чухновского в «Красной палатке» М. Калатозова (1969), молодого князя в «Дворянском гнезде» А. Кончаловского (1969), ротмистра Минского в «Станционном смотрителе» С. Соловьева (1971). Каждая из них давала новый опыт, углубляла постижение граней актерского ремесла, а все вместе они подводили к необходимости перехода на следующую ступень овладения кинематографическим искусством – в режиссуру. С 4-го курса Щукинского училища Михалков ушел во ВГИК – на 2-й курс, в мастерскую замечательного мастера Михаила Ромма, выпускником которой уже был брат Никиты Андрей. Точнее, Никита не ушел, а попросту был изгнан за самовольные отлучки, связанные со съемками (руководство института не поощряло студентов к обретению самостоятельного опыта на киноплощадках), но все же успел «подпольно» поставить дипломный спектакль «12 разгневанных мужчин» с Николаем Бурляевым в главной роли.

Учась во ВГИКе, Михалков снял несколько комедийных сюжетов для «Фитиля» и курсовую работу – лирическую короткометражку «...А я уезжаю домой» по сценарию, написанному с Евгением Стебловым, с котором они вместе снимались у Данелии. Дипломом Михалкова стал «Спокойный день в конце войны» (1970, по сценарию, написанному совместно с Рустамом Ибрагимбековым), показавший уверенное владение режиссерской профессией. Потом была воинская служба на Тихоокеанском флоте, и лишь в 1973-м молодой режиссер смог выйти на площадку своего первого «большого» фильма «Свой среди чужих, чужой среди своих» (приз жюри на МКФ в Дели в 1975 году) по сценарию, написанному в соавторстве с Эдуардом Володарским. Острый вестерновый сюжет позволил молодому мастеру развернуть на экране блистательный парад режиссуры, включая и великолепную работу с актерами, и великолепную камеру Павла Лебешева.

Следующий фильм Михалкова – «Раба любви» (1975, «Золотой Козлотур» кинофестиваля в Тегеране и специальный приз жюри кинофестиваля «Молодое кино» в Йере, Франция) с Еленой Соловей, сыгравшей звезду русского дореволюционного кино, прототипом которой послужила Вера Холодная. Вновь великолепное чувство стиля, юмор, острота психологических характеристик, тончайшая палитра цвета, неожиданность режиссерских приемов.

Самая зрелая, глубокая, мастерская, психологически тонкая работа Михалкова этого периода – «Неоконченная пьеса для механического пианино» по незавершенной пьесе А.П. Чехова «Платонов». Картина завоевала множество фестивальных призов («Большая золотая раковина» на КФ в Сан-Себастьяне, 1977; «Золотая пластина» на МКФ в Чикаго, 1978; Гран-при Союза художников кино и ТВ на белградском МКФ лучших фильмов мира «ФЕСТ», 1978; «Давид ди Донателло» за лучший иностранный фильм в Италии, 1978). По сути, Михалков и его соавтор по сценарию Александр Адабашьян обогатили чеховское наследие еще одной пьесой, которую спустя годы (1987) сам же режиссер поставит в Италии на сцене «Teatro di Roma».

Фильм «Пять вечеров» (приз «Золотой щит Оксфорда», 1978; лучший иностранный фильм на экранах Польши и Болгарии, 1979; первый приз на Международной неделе авторских фильмов в Малаге, 1982; лучший иностранный фильм по признанию Национального совета кинокритиков США, 1981) по пьесе Александра Володина Михалков снял «вынужденно» – чтобы не распускать группу на двухмесячный перерыв между летней и зимней натурой, предусматривавшийся во время съемок «Обломова». Вместе с тем это работа глубоко не случайная для Михалкова, с прекрасными актерскими работами Людмилы Гурченко и Станислава Любшина, по-володински тонкая, добрая, полная любви к своим, казалось бы, самым обыкновенным героям, людям, многое в жизни испытавшим и немногого добившимся.

«Несколько дней из жизни И.И. Обломова» (1979; премия «Золотой щит Оксфорда» за лучшую режиссуру, 1980; лучший иностранный фильм по признанию Национального совета кинокритиков США, 1981; первая премия на XIII Международной неделе авторского фильма в Малаге, 1982), экранизация романа Гончарова с Олегом Табаковым в главной роли, не могла не стать пространством для выражения позиции режиссера в давнем споре «западников» и «славянофилов». Михалков здесь явно на стороне Обломова, а не Штольца. Не закрывая глаза на леность и бездеятельность Обломова, он в то же время акцентирует иные, главные для него стороны этого характера: его внутреннюю чистоту, цельность, органичное ощущение связи с родной землей.

Лучшие дня

Затем Михалков ставит комедию «Родня» (1981), вызвавшую суровое недовольство кинематографического руководства – режиссер позволил себе весьма критически показать растущую бездуховность советского общества. Фильму были навязаны многочисленные поправки, впрочем, не изменившие его сути.

Следующая работа Михалкова – камерная драма «Без свидетелей» (приз ФИПРЕССИ кинофестиваля в Москве, 1983; приз и диплом за режиссуру на ВКФ в Киеве, 1984; приз Испанской федерации киноклубов на МКФ в Вальядолиде, 1984) – стала для него нелегкой проверкой на режиссерское мастерство: все действие фильма происходит в скромном интерьере стандартной современной квартиры с участием всего двух актеров – Ирины Купченко и Михаила Ульянова.

К творчеству А.П. Чехова Михалков вновь обратился в фильме «Очи черные» (1987; специальный Почетный диплом на внеконкурсном показе на МКФ в Вальядолиде, 1987), сделав адаптированную версию «Дамы с собачкой» – с главным героем-итальянцем, роль которого авторами (Михалковым, Адабашьяном и Сузо Чекки Д‘Амико) была написана специально для Марчелло Мастрояни.

Большим художественным событием стал фильм «Урга» (1991; «Золотой лев» на кинофестивале в Венеции, Гран-при на МКФ в Кельне, 1992; главная премия Европейской киноакадемии «Феликс» за лучший европейский фильм, 1993; номинация на «Оскара», 1993; приз «Ника»-92 за лучшую режиссуру, Государственная премия России). В картине противопоставляются естественные ценности жизни табунщика-монгола и обезличивающей современной цивилизации. Сценарий «Урги», как и последовавших затем «Утомленных солнцем» и «Сибирского цирюльника», был написан режиссером совместно с Ибрагимбековым.

В 1993 году Михалков снимает документальный фильм о своей дочери «Анна: от шести до восемнадцати» (1993; «Серебряный голубь» на МКФ в Лейпциге, 1994; приз «Золотой витязь» на МКФ в Тирасполе, 1994; диплом МКФ в Берлине, 1994).

В «Утомленных солнцем» (1994) Михалков, сам сыгравший в картине главную роль командарма Котова, воссоздал страшную атмосферу сталинских репрессий 1930-х годов. Фильм принес режиссеру первый для новой России «Оскар» за лучший иностранный фильм (1995), Государственную премию России; Гран-при жюри кинофестиваля в Канне; Гран-при «Янтарная пантера» на фестивале в Калининграде; приз прессы за лучший фильм России (1994).

Высокобюджетный фильм «Сибирский цирюльник» (1999), созданный в сложной ситуации развала российского кинематографа, показал его огромные потенциальные возможности, подлинный уровень профессионализма его мастеров. Режиссер остается верен своим фундаментальным принципам: в фильме вновь сталкиваются обезличивающая цивилизация Запада и мир ценностей, воспитанных русской культурой. В мае 1999 года картина открывала показ фильмов на Каннском кинофестивале, в Париже впервые за всю историю русского кино ее демонстрировали сразу два десятка крупнейших кинотеатров.

Фильм снимался студией «ТРИ ТЭ», созданной Михалковым в 1988 году и ныне активно продюсирующей не только собственные работы режиссера, но и его коллег, мастеров игрового и документального кино. В числе наиболее значительных произведений этой студии – «Нежный возраст» Сергея Соловьева.

Кроме названных режиссерских работ Н. Михалков поставил фильмы «Автостоп» (1990), «Реквием Великой Победы» (1995, сорежиссер С. Мирошниченко), «Никита Михалков. Сентиментальное путешествие на Родину. Музыка русской живописи» (1996) и др. В настоящее время Н. Михалков приступил к съемкам масштабного фильма о Великой Отечественной войне «Утомленные солнцем-2» (продолжения «оскароносной» картины). Одновременно он работает над фильмом «12 разгневанных мужчин», который представляет собой римейк знаменитого фильма Сидни Люмета.

Все эти годы Михалков активно снимается как актер в фильмах: «Сибириада» А. Кончаловского (нефтяник Алексей Устюжанин; готовясь к этой роли, он осваивал профессию героя на настоящей буровой), «Портрет жены художника» А. Панкратова, «Собака Баскервилей» И. Масленникова (сэр Генри), «Жестокий романс» Э. Рязанова (Паратов) и его же «Вокзал для двоих», «Инспектор ГАИ» Э.Уразбаева (Начальник станции ТО), «Полеты во сне и наяву» Р. Балаяна, «Униженные и оскорбленные» А. Эшпая (князь Валковский), гоголевский «Ревизор» С. Газарова (Городничий) и других, а также в собственных фильмах: «Свой среди чужих...» (атаман Брылов), «Неоконченная пьеса для механического пианино» (доктор Трелецкий), «Родня» (Официант), «Утомленные солнцем» (Котов), «Сибирский цирюльник» (Александр III), «Статский советник» (князь Пожарский – премия «Золотой орел» в номинации «Лучшая мужская роль»).

Михалков не раз выступал и как автор сценариев фильмов, поставленных другими режиссерами: «Ненависть» (в соавторстве с Э. Володарским), «Транссибирский экспресс» (в соавторстве с А. Адабашьяном, режиссер Э. Уразбаев; Государственная премия Казахской ССР, премия Ленинского комсомола); «Одинокий охотник» (в соавторстве с А. Адабашьяном и В. Мережко).

В 1995 году на канале Общественного Российского телевидения прошла полная ретроспектива фильмов режиссера.

Михалков преподает во ВГИКе, на Высших режиссерских курсах, проводит мастер-классы в России и за рубежом. Ведет активную общественную деятельность: с 1993 года он возглавляет Российский фонд культуры, с 1998 – Союз кинематографистов России. Он член Совета при Президенте РФ по культуре и искусству, член Комиссии РФ по делам ЮНЕСКО, представитель России в Европейской киноакадемии, академик Национальной академии

кинемато-графических искусств и наук России, действительный член Академии гуманитарных наук, член президиума Всемирного русского собора, сопредседатель Совета Российского земского движения. Он не раз выступал участником и организатором благотворительных акций, направленных на возрождение России, памятников ее культуры, Русской Православной Церкви и ее святынь. Награжден орденами Трудового Красного Знамени, «За заслуги перед Отечеством» II и III степени, Преподобного Сергия Радонежского I степени; кавалер французского ордена Почетного легиона в области литературы и искусства и командор ордена Почетного легиона «За вклад в мировую культуру».

Н.С. Михалков удостоен также специальных почетных призов за вклад в киноискусство и развитие культуры: «Золотой Голем» (1995, Прага), Гран-при Америки на МКФ в Монреале (1996), «За вклад в кино» на МКФ «Балтийская жемчужина» (1996, Юрмала), «За вклад в развитие культуры» на Международном экономическом форуме в Давосе (1996, Швейцария), «Человек года-95» по рейтингу Русского биографического института. Н.С. Михалков назван лучшим актером 1984 года по опросу читателей журнала «Советский экран».

Творчество и общественная деятельность Н.С. Михалкова вызывают не только похвалы и восторги, но нередко и критические, и даже ожесточенные нападки. Сам режиссер в таких случаях считает необходимым следовать толстовскому завету: «Делай что должно, и пусть будет, что будет».

Живет и работает в Москве.

Никита Михалков Проститутка
Русский 21.11.2015 01:22:23

Полностью согласен с комментарием Выше, о том, что Михалков - политическая проститутка Путина

World.korupciya.com

Шоумен Максим Галкин опубликовал в своем Instagram фотографию 1979 года. На снимке изображены Алла Пугачева и его родители. Самому Максиму тогда было три года. Отец Максима в конце 70-х проходил военную службу в ГДР, Алла Пугачева, приехала в Восточную Германию на гастроли. Под этим фото оставил комментарий бывший муж Пугачевой Киркоров. По официальной версии он...

Заворотнюк родила с помощью Навки

Анастасия Заворотнюк и Петр Чернышев впервые стали родителями. Популярная актриса тщательно скрывала рождение ребенка, однако теперь решила обо всем рассказать. Анастасия Заворотнюк и Петр Чернышев дали откровенное интервью...

"Спим порознь": Пугачева сделала откровенное признание о личной жизни

Обозреватель

Примадонна российской и советской эстрады, легендарная певица Алла Пугачева неожиданно поделилась откровенными деталями своей личной жизни. Так, артистка рассказала, как она живет со своим мужем, российским комиком и шоуменом Максимом Галкиным…

Объявлена дата смерти Бориса Моисеева

Известный певец обратился к гадалке. Она предсказала, когда Борис Моисеев уйдет из жизни. 65-летний артист заявил, что это произошло во время гастролей в Париже. Гадалка рассказала Борису Моисееву, что он умрет в полных...

«Дима, мальчик мой,где ты теперь?»: После смерти Марьянова Пугачева разбита

Novostivmire.com

Смерть Марьянова загнала Пугачеву в тупик. Уход актера певица приняла близко к сердцу. И посвятила другу пост в социальной сети. "Дима, мальчик мой, светлая душа, где ты теперь? Куда все уходят, куда?" – написала певица на своей странице в социальной сети Instagram. Трагическая новость просто загнала Примадонну в тупик.

Андрей Губин покинул Россию

Продюсер Тарас Ващишин, который работал с российским эстрадным певцом Андреем Губиным, заявил, что поп-исполнитель уехал из России. С продюсером пообщалось издание Star Hit. Ващишин рассказал, что Андрей Губин...

Cенсационное признание: "Лепс – это мой родной отец"

16 июля Григорий Лепс отмечает 56-й день рождения. Одним из первых певца и композитора поздравил подопечный его продюсерского центра Александр Панайотов. Певец потряс общественность откровенным признанием: "Лепс – это мой родной отец" - заявил Панайотов

Опубликовано фото любовницы Галустяна (Фото)

Юлия Исаева, которая прославилась участием в проекте Дом-2, рассказала о своей связи с комиком Михаилом Галустяном. Бывшая участница реалити-шоу Дом-2 Юлия Исаева никогда не скрывала, что занимается оказанием эскорт-услуг. Более того, девушка активно помогает своим...

Вы меня про евреев спрашиваете (в ответ на вопрос: говорят, вы евреев не любите, мне это Марк Рудинштейн поведал и ещё несколько человек? – А.З.). Рудинштейн не любит меня, а я не очень жалую его, но не потому, что он еврей, а потому, что жулик. Этот деятель должен был отдать мне денежный приз за какой-то из его фестивалей - уже не помню, какой, и не отдал, но дело не в этом, я не потому отношусь к нему достаточно иронично. Знаете, для меня русский - любой, кто любит и чувствует мою страну, кто знает ее и хочет быть вместе с ней и в горе, и в радости. Любой! Вот Левитан - еврей?.. Вот и ответ на ваш вопрос. Глупо пытаться доказывать, как некоторые, что у меня куча друзей-евреев, - это идиотизм полный! Для меня такого понятия нет вообще, как и внутреннего отторжения, свойственного антисемитам. Это же существует, и не зря в России поговорочка такая гуляет: «Нос горбат, живет Арбат, много зарабат» - это же из народа идет. Но и ругать евреев за то, что они умнее, глупо - лучше самому учиться. Понимаете, разрушать мечеть вместо того, чтобы рядом построить храм, нелепо. Меня созидание интересует, а не возможность занять чье-либо место, и если человека берут на работу потому лишь, что он еврей, или не берут по той же причине, это одинаково глупо и пошло. Все-таки если он может выполнять поставленные задачи, работать на дело, которым занимается, и на страну, нет разницы, какой он национальности. Проблема в том, что это для определенной категории людей как раз самое удобное оправдание. Вот, допустим, вы говорили, что меня многие ненавидят. Почему? Да потому, что я, Михалков, якобы не люблю евреев, а доказательств никаких нет. Если я дал по морде хаму, а тот оказался евреем, это не значит, что мне евреи не нравятся, - я терпеть не могу хамов, и тут ничего не поделаешь. С тем же успехом могу дать и киргизу, и русскому, но кое-кто сразу же под свою ненависть некую базу подводит: «А-а-а! Ну понятно…». Посмотрите картину «Двенадцать» и поймете, люблю я евреев или нет. (Из интервью на сайте ”Бульвар Гордона” № 14/206 7.04.2009 – А.З.)

Комментарий: Понятно, в душу Михалкову не влезешь. Да, он трепетно сыграл гламурного Александра III - первого юдофоба среди русских царей. Перевоплотился, так сказать. Но не будем все же путать образ и актера. Демонстративное преклонение перед самодержавием (в исполнении Александра III) и собственный антисемитизм - совсем не одно и то же. В фильмах нашего Дворянина никаких юдофобских пассажей - хоть прямых, хоть кривых - не найдешь. В последнее время он повадился снимать Валентна Гафта. Это трогательно, ведь Гафт считается автором эпиграммы «Земля, земля, ты ощущаешь зуд? // Три Михалкова по тебе ползут!» Не то земля перестала ощущать зуд, не то Гафту какой-то свой зуд дороже, но, в любом случае, он присоединился к Михалковым. Но и Михалков зря не чихнет - оседлав образ Гафта, он надеется скорее доползти до приза на каком-нибудь западном фестивале. Ведь политкорректный фильм про Россию без «хорошего еврея» (вариант - чеченца) - это как американское кино, да без негра! (Л. Радзиховский)

One Response to “Михалков Никита Сергеевич (р.1945), российский актёр и кинорежиссёр.”

Михалковы всегда были и остаются антисемитами. Журналист Лев Новожёнов в своей «Автобиографии» рассказывает о том, что когда-то в молодости он хотел попасть из многотиражки в солидную газету «Литературная Россия». Попытки были тщетны до тех пор, пока журналист не узнал, что Михалковы «делают» квартиру для кого-то из своих. Отчим Новожёнова был председателем московского горкома графиков и имел какой-то доступ к распределению квартир. Связались с С.Михалковым, а тот – с главным редактором «Лит. России» Поздняевым. Разговор был следующий.

Михалков, заикаясь – «Костя, ты, говорят, это, ж-жжидов
н-не б-берёшь?»… Перепугавшийся Поздняев оправдывается: «Сергей Владимирович, да у меня и замредактора еврей, и ответственный секретарь…»
Тогда Михалков ставит точку: «Ну, ты одного жидёнка ещё возьми. Новожёнов фамилия».
«Когда в главное кинокресло страны сел Никита Михалков, – вспоминает А.Герман, – мой приятель-кинематографист сказал: «Наконец-то выбрали настоящего русского человека». Я очень удивился: «А Соловьёв? Он что – арап?». «Ну всё ж таки – ответил он». Это «всё ж таки» меня до сих пор мучит. Отец в таких случаях не маялся: он сразу бил в морду… Мы потихоньку фашизеем. Национализм захлёстывает Россию». А. Герман. О «хачиках» и шовинистах. (Официальный сайт Г.А.Явлинского).

А вот мнение о С. Михалкове и «еврейском вопросе» выдающегося политика, «архитектора перестройки», академика Александра Николаевича Яковлева. «… Помню, когда переделывали тот первый гимн. Встречаю тогда Сергея Михалкова. Говорю ему: «Сергей, вот этот абзац в гимне просто дрянь». Он смотрит на меня и так цинично говорит: «Саша, а ты пой, пой, пой! Как в том еврейском анекдоте: «Абрам, ты жарь, а рыба будет!»… Кстати, «дела» Ходорковского, Березовского, Гусинского в первую очередь воспринимаются как антисемитизм. И многие радуются: мол, хорошо же им врезали. Кому «им» – понятно. А вообще антисемитизм в России – этакая закусочка плохо опохмелившихся людей. Русским всегда на опохмелку не хватает… – евреи виноваты… Меня вообще не волнует вопрос: еврей – не еврей… Вот я, допустим, не еврей. При чём тут я? Это моя заслуга? Если бы у меня мама была Сара, а папа Абрам, я был бы евреем. Какой-нибудь квасной патриот орёт: «Я горжусь, что я русский!». А чем гордиться-то? И вообще национальный вопрос – гнилой и вонючий. Вы посмотрите, что написал в своей книжке бывший министр печати при Ельцине Миронов: «Дело не в том, что из России уехало много евреев. Беда в том, что они уехали не все…». Мы еле-еле добились тогда его освобождения от должности…». («Известия», 02.12.03 г.). Александр Николаевич очень мягко назвал С. Михалкова циником и дал абсолютно точную характеристику патриотам – антисемитам. Жаль, что таких людей, как А. Яковлев в России во все времена было меньшинство. Преобладали михалковы, ганичевы, бондаревы и прохановы. Автор – В. Орловский

Трудно быть Богом

Никита МИХАЛКОВ: «Многие мои коллеги по сути своей - гиены, шакалы, которые сбиваются в стаи, чтобы большого зверя догнать и растерзать. Не дай Бог оказаться среди них в одиночку - эти ничтожные, маленькие, злые, истеричные людишки моментально трусливо глохнут, когда страшно, но совершенно распоясываются, когда можно устроить гон. Бесы одолевают...»

Часть II

«Мы, славяне, законов не любим, терпеть их не можем»

— Да, хотя Библию так до конца и не дочитал. Вера — это же как душа: или она есть, или нет... Недавно я был на фестивале военно-патриотического фильма имени Сергея Бондарчука в Волоколамске, и меня там спросили: «Вы не хотите снять православное кино?». — «Это какое? — я удивился. — Чтобы в кадре были церкви, монахи?». Я не знаю, как помогает мне вера, — знаю только, что без нее нельзя...

— Скажите, а у вас не вызывает отторжения постоянное мелькание на телевизионных экранах чересчур сытых, надутых священников, за многими из которых, как выясняется, тяжелейшие мирские грехи? Вам не кажется, что церковь превратилась в нечто неинтимное, построенное на огромных деньгах и совершенно нецерковных поступках?

— Хм, а вы помните время, когда она в Советском Союзе была интимной? Просто о ней не было слышно и церковных иерархов по телевизору не показывали. По-вашему, те годы лучше? Сами же говорите, что это была за страна...

— Нет, я лишь считаю, что церковь должна быть отделена от государства и заниматься своими вопросами тихонько, без лишнего шума...

— Дело все в том, что вернуться к тому состоянию, в котором церковь была до того, как государство стало ее топить и в асфальт закатывать, тихонько не получается.

— Но разве вам эти лоснящиеся от жира забронзовевшие иерархи нравятся?

— Это, по-моему, вы где-то их высмотрели, а я вижу людей, которым либо доверяю, либо не доверяю, — вот и все! Среди священников достаточно тех, кому можно верить, и таких, кому верить не стоит, а навешивать ярлыки типа «лоснящийся иерарх», за которым огромное количество всяких грехов, — это и есть тот самый большевизм, против которого вы выступаете. Русская православная церковь в катакомбном виде выдержала все, что уготовила ей советская власть, закапывавшая заживо батюшек, сжигавшая храмы и устраивавшая там сумасшедшие дома и колонии, отбиравшая имущество и расстреливавшая целые приходы. Государству еще долго придется это отмаливать.

Православная вера давала русскому человеку ощущение нравственности и закона, а мы, славяне, законов не любим, терпеть их не можем. Знаете, почему? Очень скучно по ним жить, тоска! Ну, день, два, ну, месяц, а дальше: «Ой, не могу уже так!». Об этом, кстати, мы говорим и в картине «Двенадцать». Настоящая демократия в России была только в церкви (больше нигде ее не было и, боюсь, не будет), потому что перед алтарем, перед законами, не человеком писанными, а Богом, и император, и школьник, и доктор, и продавец абсолютно равны.

— Когда началась перестройка, у вас, как у человека, по всей видимости, нравственного, не вызывало отвращения то, что бывшие секретари ЦК и обкомов, а ныне президенты и премьер-министры независимых стран дружно пошли в церкви и начали там неумело креститься?

— Ну, не случайно же их называли в народе подсвечниками. Как говорится, «еще согрето сердце партбилетом», а уже в церкви — ну так и что? Это меняет мое отношение не к вере или к церкви, а к конкретному деятелю. Тут вот действительно дело интимное, индивидуальное: если он идет в храм, чтобы его по телевизору показали, — это одно, а если строит церквушку там, где живет, чтобы возобновить в этом месте приход, — это другое. Дело вкуса, а вот тот, кто всю жизнь состоял в партии, а потом перед телекамерами порвал партбилет и сжег, вызывает у меня отвращение... Такие люди тоже существуют, причем успешно, а вообще, и то, и другое безнравственно.

В то же время Ельцин, считаю, совершил очень мощный поступок, когда положил свой партбилет — просто положил, не сжег. В этом есть искренность и абсолютная честность — те же качества, что и в образе человека, которого я играю в картине «Двенадцать». Он чекист, военный разведчик, который служил партии и правительству, воевал, исполнял то, что предписывалось ему присягой. Для меня возможность защищать кого-то, понимая, что ничего мне за это не будет, вещь малодостойная, а вот когда ты идешь наобум, не зная, что будет дальше, — это мое!

«Если бы Ленин увидел, что наделано от его имени, думаю, сам попросился бы из Мавзолея»

— Просто это против всех христианских правил и православия как такового: душа должна свободно отлететь, а тело — быть предано земле. Ленина я считаю одной из самых трагических и несчастных фигур в мире — достаточно просто посмотреть его последние фотографии, на которых он предстает растением...

На телепроекте «Имя Россия», где определялись наши величайшие соотечественники, отстаивавший Владимира Ильича Зюганов привел как положительный пример то, что за короткое время в зависимости от ситуации Ленин четырежды менял программу: мол, как он был гибок! Простите, но это же катастрофа, когда в огромной стране человеку приходится четыре раза менять курс...

— ...и метаться. То красный террор...

— ...то продразверстка и продналог, то нэп есть, а то уже нет, то нужна интеллигенция, то ни к чему — отправить ее подальше... Это же очень трагичная вещь, и думаю, в какие-то моменты осознание содеянного могло для него быть страшнее любой пытки.

— Он великим был человеком, как вы считаете?

— Однозначно!

— И Сталин?

— Конечно. Другой разговор, с каким знаком... А вот скажите, Нерон — великий?

— Двух мнений, по-моему, быть не может...

— Вот видите... Ленин был невероятной реакции и деятельности стратег, который реально, вот в эту секунду творил историю. Власть упала — он ее подобрал. Кто-то чесался бы, колебался, а он сориентировался мгновенно. Что надо народу? Долой войну! Землю крестьянам, фабрики рабочим! Посулил все! Почему проиграли белые? Они не могли обещать то, чего не в состоянии были дать, эти люди были сделаны из другого теста...

— Совесть не позволяла?

— Вот именно, а тут — хап все! «Пошли на мировую, потом разберемся», потом: «Сдайте оружие — мы вас простим». Когда белые офицеры, привыкшие держать слово, разоружились и признались, что воевали с красными, их посадили в баржи и затопили в Черном море. Вы представляете, кем в этом смысле Ленин со всей своей бандой был? Конечно, как реальная личность он не имеет никакого отношения к тому идолу, которого из него сотворили соратники, и если бы Ленин потом увидел, что наделано от его имени и кто пришел к власти, вот просто посмотрел бы на всех подряд: Маленковых, Хрущевых, Брежневых, — думаю, он сам попросился бы из Мавзолея.

— Почему же такие люди, один лучше другого, становились в России царями — вы этим вопросом не задавались? Может, с народом что-то не так?

— Во-первых, страшное искушение народ испытал и за это расплачивается до сих пор. Понимаете, порода была в почете среди лошадей, собак, кошек...

— ...а среди людей...

— ...вот-вот, а чтобы занять место на Мавзолее, нужно было доподлинно доказать собственную беспородность: тогда ты мог стать министром обороны или культуры. Делать на это ставку было ошибкой системной, векторной, а гимн партийный провозглашал: «Кто был никем, тот станет всем»...

— Какой смысл глубокий!

— Потрясающий, но, только чтобы стать всем, будучи никем, есть два пути: либо научиться у тех, кто был кем-то, либо их уничтожить...

— Второе проще...

— Ну вот и все!

— В нынешней России эта ошибка исправляется?

— Конечно, и уже сделан огромный шаг вперед, но это не значит, что все получилось. Все равно дети комсомольских вождей того времени процветают и, кстати, являются основой коррупции... По этому поводу у меня нет никаких иллюзий, а с другой стороны, все-таки налицо эволюция, понимаете? Я вообще считаю, что для России в противовес вооруженной революции важна вооруженная эволюция...

— Какая?

— Ну, в смысле, защищенная. Первым-то революционером был Петр I, который решил одним махом такую страну, как Россия, превратить в европейскую. Одних отправил учиться в Голландию, другим объяснил, почему по утрам горький кофе следует пить, а не водку, третьих заставил брить бороды, когда, холодно... Потом появилась Табель о рангах, благодаря которой стали уважать не того, кто сидит в кресле, а само кресло, и милиционеры впоследствии отдавали честь «членовозу», даже если там везли арбузы, а не сидел высокий чин. Это было очень серьезное искривление, и прав Волошин, который писал, что Петр Великий был первым большевиком. Великий человек? Да. А что наделал?!

— Как человек глубоко русский, вы знаете, какой должна быть российская национальная идея?

— Не знаю, и это уже, так сказать, набило оскомину: все ищут национальную идею. Для меня она состоит в преемственности, просвещенном консерватизме и вооруженной, повторюсь, эволюции...

«Рудинштейн не любит меня, а я не очень жалую его, но не потому, что он еврей, а потому, что жулик»

— (Недоуменно разводит руками). Вопрос замечательный!

— Мне это Марк Рудинштейн поведал и еще несколько человек...

— Рудинштейн не любит меня, а я не очень жалую его, но не потому, что он еврей, а потому, что жулик. Этот деятель должен был отдать мне денежный приз за какой-то из его фестивалей — уже не помню, какой, и не отдал, но дело не в этом, я не потому отношусь к нему достаточно иронично. Знаете, для меня русский — любой, кто любит и чувствует мою страну, кто знает ее и хочет быть вместе с ней и в горе, и в радости. Любой! Вот Левитан — еврей?

— Как посмотреть...

— Да вот так, как вы меня про евреев спрашиваете.

— На холсты бросишь взгляд — русский...

— Вот и ответ на ваш вопрос. Глупо пытаться доказывать, как некоторые, что у меня куча друзей-евреев, — это идиотизм полный! Для меня такого понятия нет вообще, как и внутреннего отторжения, свойственного антисемитам. Это же существует, и не зря в России поговорочка такая гуляет: «Нос горбат, живет Арбат, много зарабат» — это же из народа идет. Но и ругать евреев за то, что они умнее, глупо — лучше самому учиться.

Понимаете, разрушать мечеть вместо того, чтобы рядом построить храм, нелепо. Меня созидание интересует, а не возможность занять чье-либо место, и если человека берут на работу потому лишь, что он еврей, или не берут по той же причине, это одинаково глупо и пошло. Все-таки если он может выполнять поставленные задачи, работать на дело, которым занимается, и на страну, нет разницы, какой он национальности.

Проблема в том, что это для определенной категории людей как раз самое удобное оправдание. Вот, допустим, вы говорили, что меня многие ненавидят. Почему? Да потому, что я, Михалков, якобы не люблю евреев, а доказательств никаких нет. Если я дал по морде хаму, а тот оказался евреем, это не значит, что мне евреи не нравятся, — я терпеть не могу хамов, и тут ничего не поделаешь. С тем же успехом могу дать и киргизу, и русскому, но кое-кто сразу же под свою ненависть некую базу подводит: «А-а-а! Ну понятно...». Посмотрите картину «Двенадцать» и поймете, люблю я евреев или нет.

— В 86-м году в Москве состоялся знаменитый перестроечный V съезд кинематографистов СССР, на котором разразились жуткие скандалы. Это разрушительный съезд был, по-вашему?

— Да, безусловно.

— Много вреда принес он кинематографу?

— Очень, и хотя в заслугу ему ставят снятие с полок опальных фильмов, их, думаю, и так бы оттуда вынули, а вот разрушенную этим съездом стройную систему кинематографа (я не имею в виду цензуру) мы до сих пор не можем собрать.

— Что же это было — бунт серости и бездарности, которая дождалась, наконец, своего времени?

— Безусловно, хотя энергии этих людей поддались совсем небездарные, которые просто были неискушены. Сейчас ряд коллег сожалеет: «Вот так попал!».

— Растоптали Сергея Бондарчука... Кого еще?

— Да многих — они же сменили власть. Топтать Бондарчука только потому, что он Герой Соцтруда, был вхож в ЦК и ему позволяли снимать большие картины, — это как раз бунт мышей, которым разрешили кусать кота: дескать, за смелость такую им ничего не будет. Сергея Федоровича же не за то гнобили, что он создает подлые фильмы и не дает работать другим, отнимает у них деньги...

— ...а за то, что успешен...

— Я тогда был единственным, кто за него заступился.

— Пошли против течения, между прочим...

— Мало того, меня отлучили от Союза лет на 15, но я это время считаю в моей жизни счастливейшим, потому что снял ряд картин и получил «Оскар», Гран-при в Каннах... У меня о Союзе и мысли не было — это они интриговали и кучковались...

— Мыши?

— Их можно называть и мыша ми, но по сути это гиены, шакалы, которые сбиваются в стаи, чтобы большого зверя догнать и растерзать. Не дай Бог оказаться против них в одиночку — эти ничтожные, маленькие, злые, истеричные людишки моментально трусливо глохнут, когда страшно, но совершенно распоясываются, когда можно устроить гон. У Достоевского есть такие строки: «Когда бесы одолевают, есть возможность — это сладостное чувство! — укусить большого и сильного, который даже не понимает, за что же его кусают. А за что?».

Это желание маленького не подняться до уровня большого, а стащить того с пьедестала, чтобы и он стал карликом, — очень страшная и жестокая сила: она лжива, криклива... Посмотрите, что пишут в интернете о людях, которые наверху: как можно их так оскорблять? Помню, на стадионе один человек допил пиво и бутылкой с размаху запустил вниз. Оттуда: «Ай!», там уже кто-то в крови, а он сделал такое лицо, будто совсем ни при чем... Это вот возвышение на мерзости страшно, и очень трудно удержаться, чтобы не бросить ему вызов. В моем выступлении в защиту Бондарчука не было никакого геройства, но я счастлив, что Господь сподобил меня сделать это интуитивно.

«Если играть, то характерного идиота в малиновом пиджаке с таким же балбесом-сыном»

— Оценивать его абстрактно мне трудно — мы были близки. Он жил у нас дома, рос, мужал, дружил с моим братом — все на моих глазах происходило! Я бегал им за водкой, стоял на атасе и чего только не делал, поэтому узнал Тарковского (и имя, и его самого) еще до того, как он снял свою первую картину «Иваново детство».

Конечно же, я считаю его великим режиссером, но понимаете, очень многие потом решили, что если снимать длинно, получится, как у Тарковского. Увы: выходит просто длинно и скучно — у него ведь энергия существует. Какие-то его фильмы можно любить больше, какие-то — меньше, но, скажем, «Зеркало» и «Андрей Рублев» — это золотой фонд... «Рублев» вообще картина великая!

— Любопытно, а каких актеров вы сами предпочитаете, когда делаете режиссерский выбор? На что в первую очередь обращаете внимание?

— Все это очень индивидуально — однозначно невозможно ответить. Бывает, актер нужен на полминуты, иногда требуется только его лицо...

— Пьяницу в группу возьмете?

— Если буду понимать, что в тот период, когда он необходим, мне не придется вынимать его из вытрезвителя, возьму, а вообще — нет.

— А негодяя примете? Допустим, человек мерзкий, противный, антипатичный вам лично до глубины души, но типаж...

— Приму! Общаться, может, не будем, но то, что мне надо, он сделает.

— В нескольких ваших фильмах блестяще играл Олег Меньшиков. Как вы относитесь к его ролям в таких, по-моему, провальных картинах, как «Доктор Живаго» и особенно «Золотой теленок» Ульяны Шилкиной, — вы эти работы видели?

— Олегу режиссер нужен — вот в чем дело. Меньшиков — невероятно одарен: в своей весовой и возрастной категории, в своем имидже и амплуа он один из крупнейших актеров, по крайней мере, Европы, однако... Творцом Олег может быть только в своей стихии — в театре, но в кино он исполнитель и без того, кто его направляет, теряется.

— В очередной раз я восхитился вашим талантом, когда посмотрел фильм Балабанова «Жмурки». Не боязно было браться за роль пахана Михалыча, не опасались, что после этого поклонники как-то иначе будут вас воспринимать?

— А я и хотел этого: стереотипы надо ломать! Однажды, перебирая по необходимости картотеку «Мосфильма», я наткнулся на карточку одного актера, который сыграл Ленина, и на ней было написано: «В отрицательных ролях не снимать». Видите, для него все закончилось...

Стереотип для актера — очень опасная вещь, особенно когда он понимает, что играть выгодно то, за что его любят и что дает популярность. Естественно, после этого он боится отступить от штампа, приносящего и успех, и деньги...

— В роли пахана вы были органичны?

— Поначалу, когда мы с Алексеем Балабановым просто беседовали, он предложил мне другой рисунок — ему виделся мафиози жутко серьезный. Я сказал, что мне это совершенно неинтересно: если играть, то характерного идиота в малиновом пиджаке с таким же балбесом-сыном. Это как бы стеб над стебом, лента в стиле Тарантино, только сегодняшняя и про наше время. Я вообще считаю, что Балабанов, сняв «Брат» и «Брат-2», «Жмурками» тему закрыл, и мне было любопытно принимать в этом участие.

— Вы от себя многое там добавляли?

— Достаточно — я весь характер ему предложил со всеми его гранями. «Если тебе подходит такой человек, — сказал, — буду его играть, а если задача другая, изображать супермена-мафиози мне скучно: есть масса артистов, которые справятся с этим отлично»...

— Вам его картина «Груз-200» понравилась?

— К сожалению, я ее не видел. На диске Алексей просил не смотреть, а в кинотеатр я не попал — не успевал, поскольку снимал сам... Так она и прошла мимо. Посмотрю, но пока не знаю, когда.

— Сейчас вы заканчиваете «Утомленных солнцем-2» — почему там не снимается Ингеборга Дапкунайте?

— Не снимается по причине... (Пауза). К сожалению, она не избежала искушения и стала принимать участие в программе, по-моему, «Большой брат» — это какое-то реалити-шоу наподобие «Дома-2», а я считаю, что с кино такие вещи несовместимы. Понимаю, что там, наверное, платят большие деньги, что есть нужда и так далее, но профессии это наносит такой колоссальный урон, избавиться от которого совсем нелегко.

«Работа и друзья были для меня важнее, чем женщины»

— Что же, такие мысли действительно есть.

— И что это будет за лента?

— Пока не знаю. Есть только несколько разрозненных ощущений, но, в принципе, это «Крестный отец», правда, не столько пиф-паф, сколько внутренняя психологическая драма. Безвременье...

— Я представляю (вернее, даже не могу представить), как вас любили (и любят!) женщины — вы страдали от этого или вам их пылкое обожание нравилось?

— Над этим я как-то никогда особенно не задумывался, хотя, конечно, отношения с женщиной — импульс огромный. Они заряжают энергией, впрыскивают в кровь абсолютно необходимый адреналин, но во главу угла я никогда это не ставил — работа и друзья были для меня важнее, чем женщины.

— Простите, это не кокетство?

— Дмитрий, я обещал отвечать искренне! Вы можете себе представить, что бы я мог в жизни успеть, если бы главным для меня был успех у женщин? Кстати, чем больше пытаешься им вскружить голову, тем меньше у тебя шансов, потому что абсолютно бессмысленно пытаться пробиться к женщине, если с самого начала между вами не возник ток. Вообще, отношения сильного и слабого пола — штука загадочная. Сколько раз были ситуации, когда сидим втроем, чудно разговариваем, и тут приходит четвертый. Он ничего такого не сделал, но о-па! — и все: чужая энергетика вошла и радушность атмосферы разрушила.

Нравится — не нравится... Это на таком расстоянии и столь тонком уровне происходит, что ты едва можешь понять, возможно ли что-то. Тут очень важно выдержать паузу, а если ты в ту же секунду начинаешь, что называется, бить копытом, половина женщин подумает: «А-а-а, похож на других» — и уйдет.

— Признайтесь, а вы уводили когда-нибудь у кого-нибудь даму сердца или, быть может, уводили у вас?

— У меня — случалось, а уводил ли я? (Пауза). Не знаю... Я никогда не нарушал того, что уже как-то сложилось, но иной раз какие-то женщины, которые были с кем-то, потом оказывались со мной.

— Вашей первой женой была Анастасия Вертинская — не просто очень красивая, но и безумно талантливая актриса. Это правда, что вы ее поклонников били?

— Ну (улыбается) , я вообще много дрался.

— Характер такой заводной или поводы были?

— Ну, я же вам говорил, когда мы обсуждали еврейский вопрос, что бью по морде, а не по национальности.

— Киргизы под горячую руку попадались?

— И евреи тоже, и русские, — тут полный интернационал. Приходилось пускать в ход кулаки — так складывались обстоятельства. Я не могу сказать, что всегда был прав, — избави Бог! — но это тоже адреналин: что-то петушиное в мужчинах всегда заложено.

— Наверняка, вокруг вашей красавицы-жены, которая к тому же активно снималась, играла во МХАТе, вилось много самцов, которые хотели ее у вас отбить. Среди тех, кому вы давали по физиономии, известные личности были?

— Ну, нет... Понимаете, когда я уже женился, на том уровне, где люди достаточно известны и на виду, правила приличия соблюдались, а вот без тупых ресторанных домогательств не обходилось...

Своих детей от второго брака — Надю, Артема и Анну — папа активно снимает в своем же кино

— Вы ревновали ее?

— Думаю, ощущение было смешанное, потому что ревновал, если это можно назвать ревностью, не столько к конкретным соперникам, сколько к профессии. Мужчине довольно трудно переживать успешность жены.

— Даже мужчине успешному?

— Дело в том, что в то время до успехов мне было еще далеко. Когда познакомились, я еще только снимался в «Я шагаю по Москве», а у Насти уже были главные роли в «Алых парусах», в «Гамлете»... Конечно, она была намного более популярной, и это мешало, раздражало, вызывало очень несправедливое чувство.

— Вы с ней сейчас общаетесь?

— Ну а как же иначе — у нас внуки растут...

— И что же — нормально раскланиваетесь, целуетесь, что-либо обсуждаете?

— Совершенно спокойно.

— Все отшумело?

— Спустя столько лет предъявлять какие-то претензии глупо, бессмысленно. Тем более что есть сын, внуки, внучка...

— К тому времени, когда вы женились на манекенщице Московского дома моделей Татьяне Соловьевой, у вас сформировалось уже четкое представление о том, какая женщина вам нужна и по форме, и по содержанию?

— Да, абсолютно.

— И она полностью соответствовала вашему идеалу?

— Этого я бы не утверждал, но Татьяна настолько от окружающих отличалась, что была мне интересна.

«Чувственность не в расстегивании лифчика или залезании в штаны, а в управлении энергией, которая влияет на зрителя»

— Да нет (смеется) , это неправда.

— Рискну вам задать еще один неприятный вопрос и надеюсь, вы не полезете из-за него в драку. В интернете я прочитал недавно о вас гнуснейший слух: якобы секс-символ Советского Союза и России Никита Михалков придерживается нетрадиционной сексуальной ориентации. Что вы на это скажете?

— Вы знаете, я понял, что слыть таким невероятно выгодно, по крайней мере, при выяснении отношений с женщинами есть возможность сказать: «Интернет почитайте».

С ньюсмейкерской точки зрения мне грех жаловаться: 40 лет, даже больше (в 63-м, когда снимался в «Я шагаю по Москве», мне было 18, значит, 45 лет), я на виду...

— ...и на каком виду!

— К тому же если про человека распространяют сплетни, это хорошо. Как замечательно сказал сценарист феллиниевского фильма «8 1/2»: «Говори плохо, говори хорошо, но говори про меня». Конечно, это вызывает недоумение, смех, иногда даже в лоб хочется дать...

— Найти бы того киргиза, который этот слух запустил...

— Да, но, с другой стороны, если это вызывает интерес, возбуждает людей, заставляет о тебе говорить, значит, ты своим существованием, работой и мыслями будоражишь сознание. Ложь это или правда — неважно: на самом деле, многие специально распускают слухи, только бы о них говорили, но чтобы умудриться выдержать 45 лет, надо быть гениальным пиарщиком, а я ничего для этого не делаю, просто Божьей милостью живу. Поступаю так, как считаю нужным, говорю, пишу и снимаю то, что нахожу необходимым, то есть веду себя в соответствии с моим представлением о жизни и моим ответом, так сказать, перед Богом. Хорошо, плохо, ошибаясь, но я живу, и замечательно, что это вызывает такую реакцию, а что касается «голубого» слуха... По-вашему, я так выгляжу?

— В том-то и дело, что нет...

— Видите, как сказал Чехов, «человек — это то, во что он верит».

— Актрисы, самые выдающиеся, талантливые и красивые, признавались мне, что без романа во время съемок с режиссером зачастую ну просто никак. У вас было много романов с актрисами?

— Знаете, это ведь очень опасная вещь.

— Чем?

— Дело в том, что работа над фильмом должна происходить в состоянии внутренней, так сказать, вибрации...

— ...это как?..

— ...когда ощущение нужности, терпкости, вот этот мускус между мужчиной и женщиной существует, но нельзя его удовлетворять, потому что тогда то, что родилось, пойдет не в профессию, в дело, а выльется, грубо говоря, в постели. Невозможно работать с актером, я уж не говорю с актрисой, если этот человек тебе неприятен...

— И техника не спасает?

— Ну, смотря по ситуации. Если это, к примеру, старуха-процентщица...

— Нет, если любовь надо играть...

— Если существует женщина, которая должна изображать с партнером, другим актером, любовь, ты все равно должен давать ей мужскую энергию, подпитывая ее в кадре, поскольку обычно того, что актер делает, не хватает.

— И что, давать ей эту энергию получалось без постели, без секса?

— Самое главное, что именно без этого.

— Неужели у вас никогда ничего с актрисами не бывало?

— Нет, и тут я абсолютно тверд. У меня в этом смысле могло быть все, и тем не менее я очень рад, что (щелкнул языком) ... Конечно, кого-то это обижало...

— Перед смертью покойная Нонна Викторовна Мордюкова говорила мне, что этот вот мускус возник у вас на съемках «Родни» — там между вами тоже могло что-то случиться или исключено?

— Могло, наверное...

— ...несмотря на разницу в возрасте?

— Абсолютно. Нонна была вне возраста — настоящая женщина...

— ...и теоретически?..

— Ну как вам сказать? Оно, это ощущение, должно было быть, я все равно обязан его инициировать...

— Ну хорошо, а когда актрисы сами проявляли инициативу (уверен, такое было!), неужели вы говорили: «Нет, только не это!» — и в замешательстве убегали?

— Понимаете, женщина должна быть ведомой, а если происходит наоборот — все, конец.

— Тем не менее бывают же разные характеры, темпераменты...

— Мне мужики в юбке не интересны (я говорю про себя, не про всех), и если мужчина пользует женщину, то есть если ему важно обладание ею, их отношения — продукт скоропортящийся. Я убежден абсолютно: тебе может быть с женщиной в кайф только в том случае, если ей хорошо первой.

— По-моему, это аксиома!

— Согласен, но, к сожалению, мы очень часто правильно теоретизируем и неправильно поступаем. Дело в том, что женщина, которая пытается поменяться с мужчиной местами: из ведомой стать ведущей, — мгновенно теряет для меня энергетику.

Мне же как раз вот это движение интересно, пульсация, а не окончательный результат, мне вопрос интереснее ответа, поэтому вся моя энергия направлена туда, где эротическое ощущение не имеет никакого отношения к пальпированию, к прикосновению. Чувственность может проявиться на расстоянии 200 метров и тысяча километров, в телефонном разговоре, однако важно понимать, что для этого необходимо совпадение амплитуд, которыми ты должен уметь руководить: больше-меньше, выше-ниже, а в результате — всплеск энергетики, температуры! Собственно, в этом и состоит режиссура, работа с актером, и, может, отчасти по этой причине обо мне ходят разные слухи.

Знаете, как замечательно Ольбрыхский сказал? «По сути я педераст — техника только не нравится». Как это расшифровать? Взаимоотношения между актерами, между актером и режиссером так или иначе носят характер чувственный, и эта чувственность не в раздувании ноздрей, не в хватании за руки, не в расстегивании лифчика или залезании в штаны, а в управлении той энергией, которая влияет на зрителя, потому что конечный результат — это то, что, возникнув здесь, передастся туда. Если не возникло, монтажом можно как угодно резать — все равно мертво.

— Из всего вышесказанного я понял, Никита Сергеевич, что романов с актрисами у вас не было, зато ваш брат пережил их и за себя, и за вас. Как вы относитесь к его книгам «Низкие истины» и «Возвышающий обман», где он предельно откровенно обнажил свои отношения с известными и очень известными дамами?

— Ну, это его дело...

— Книжки Андрона вы прочитали?

— Конечно.

— Понравилось?

— Было интересно, другое дело, что это опустошает. Сказал же Достоевский: «Человек есть тайна», и дело не в том, чтобы что-то скрывать или прятаться, просто наша внутренняя жизнь намного интереснее, больше и выше внешней — это как раз то, чем человек живет. Именно она его питательная среда, а не тусовки, партии, обеды, наряды.

— Брат спрашивал ваше мнение о своих откровенных произведениях, обсуждение было?

— Он спросил: «Ты прочел?». — «Да», — я ответил. «И как?». — «Очень интересно». Вот, собственно, и все... Друг друга мы стараемся не травмировать, у нас по всем поводам свои точки зрения, и порой они совпадают, а иногда — нет.

«В семье был культ старшего брата: он меня лупил, я терпел»

— Это его право. Там же задета жена Ланового...

— ...Ирина Купченко...

— Совершенно верно, и я в данном случае ни одного, ни другого осуждать не могу. Есть вещи вкусовые... Книги — это как бы исповедь Андрона, но есть у них одно существенное отличие...

— ...в них задеты другие...

— Дело не в этом, а в том, что все-таки исповедь не предполагает публичности. Ты исповедуешься перед Господом через священника, он тебе говорит, что по этому поводу думает, и ты должен сделать для себя какие-то выводы, а когда же ты, так сказать, обнажаешься перед остальным миром, должен быть готов ко всему.

— Ваш брат талантливый человек?

— Безусловно.

— А как вам его режиссерские работы?

— Какие-то нравятся больше, какие-то меньше.

— Это правда, что у вас непростые отношения двух мощных художников?

— Вы знаете, многим хотелось бы, чтобы так было, но нет, это исключено. Я всегда его почитал, да и в семье культ старшего брата изначально был очень развит. Он меня, помню, лупил, я терпел... До какого-то момента я очень внимательно прислушивался к тому, что Андрон говорит, показывал ему свои фильмы, когда они уже были смонтированы и ничего нельзя было изменить.

— Но зачем-то все же показывали?

— Безусловно, причем испытывал двойное чувство, когда он мне говорил, что тут нужно было бы сделать вот так, а там эдак. Часто я понимал, что его вариант лучше, но был счастлив, что переделать картину уже нельзя: это были мои ошибки, и я на них сам учился.

Еще я ему благодарен за то, что он никогда не пытался сделать из меня своего клона, то есть каждый из нас шел своей дорогой. В этом смысле мы, хотя и во многом сходимся, представляем совершенно разные направления в кино и в искусстве: в нем преобладает прагматик, западное представление о мире, а я, как он сам считает, в большей степени романтик... Все это не мешает нам быть братьями: мы, собственно, и уравновешиваем друг друга в какой-то степени.

— У вас четверо очень талантливых детей, которых вы периодически в своих фильмах задействуете. Тяжело ли отцу снимать своих чад?

— Дело все в том, что, когда они на площадке, я к ним как к детям не отношусь.

— Как к актерам?

— Только, притом зачастую намного жестче, чем к остальным. Если вы, даст Бог, увидите «Утомленных солнцем-2», поймете, что там пришлось испытать Наде. Это непросто: в 28-градусный мороз оказаться на полигоне среди пожарища и колючей проволоки, а в три направленных на тебя ветродуя, изображающие пургу, подбрасывают не снег, который пролетает достаточно быстро, а цемент, и им надо дышать и при этом по очереди тащить на себе двух раненых. На четвертом дубле она не могла ни одного из них просто сдвинуть, и это не показная жестокость, а необходимость. Потом я прочел в православном журнале «Фома» интервью, где Надя сказала, что через эти задыхания, через страшную физическую работу она ощутила и поняла смысл картины.

— Дети советуются с вами в непростых жизненных ситуациях, приезжают поговорить один на один, доверяют какие-то тайны?

— Когда припекает — да, но наши отношения построены таким образом, что они до конца пытаются разрешить свои проблемы сами. Когда не получается, приходят ко мне, и я считаю, что это правильно. Иногда, видя, что они еще могут побарахтаться, предлагаю им попробовать выплыть самим — если и после этого что-то не удается, подставляю плечо.

«Иной раз смотришь: «Е-мое, неужели это я снял? Вот молодец!»

— Да, ну конечно.

— Неужели играли себя?

— Ну, я в любой роли, даже в «Жмурках», в какой-то степени самим собой остаюсь... Без этого обойтись невозможно: так или иначе все надо через себя пропускать. Да, Паратов в большой степени хищник. Ну и я хищник...

— Вас часто после этого фильма просили про мохнатого шмеля спеть...

— Постоянно.

— Вы не отказывали?

— Иногда пою, иногда нет... Помню, на какой-то корпоративной вечеринке в Питере была дама смешная. Все при ней: грудь, «сузуки», но она совершенно косая была — хала набок, очки набок... Подошла на ломающихся каблуках к нашему столу, оглядела всех, никого не узнав, и произнесла: «А вам сказали, что артист Михалков сейчас будет нам петь песню про пчел?». С этого момента в компании у нас так и пошло: песня про пчел, но, в принципе, я стараюсь (может, это и неправильно) не использовать однажды открытое постоянно. Скажем, могу все рассказать про картину, пока ее придумываю, пока пишем сценарий, пока снимаю ее и монтирую...

— Вы что же — все эпизоды явственно представляете?

— Безусловно, все вижу и каждый отснятый кадр помню — даже на таком пространстве, как «Утомленные солнцем-2» (а это где-то 275 часов материала)... Монтажеры удивлялись, когда, видя очередной эпизод, я говорил им: «Такой-то кадр я точно снимал», — и они его находили. Ну а как можно было его упустить, если одно логично вытекает из другого?

Когда же картина закончена, вышла на экраны и прошло время, она у меня отлетает, как ступень ракеты, я совершенно ее забываю. Иной раз смотришь: «Е-мое, неужели это я снял? Вот молодец!». За моими плечами нет груза из отработанного материала, и, кстати, я думаю, это отцовское качество: к своим стихам он абсолютно легкомысленно относится.

— Живете, значит, будущим, а не прошлым...

— Как бы там ни было, выпущенные картины на мою жизнь не давят. Бывает, студенты обзовут классиком, идолом каким-то, но я к этому отношусь, искренне говоря, как к шутке, к преувеличению, на которое глупо возражать: «Ну что вы, что вы!», про себя думая: «Да-да, правильно говорят». Конечно, если меня поселят в одноместный номер, а итальянского артиста в люкс, я подниму скандал и глаз выбью в момент...

— ...вы просто цену себе знаете...

— ...но, скажем, если все в равных спартанских условиях, необходимых для работы, мне абсолютно неважно, куда голову приклонить. Где мы только не жили, в том числе и в эти уже времена! Конечно, сейчас я хочу и буду летать первым классом — имею на это право. Конечно, буду ездить на хорошей машине, но не для того, чтобы все видели, какая крутая у меня иномарка, а потому, что она мне удобна. Конечно, построю дом, чтобы в нем жить, а не демонстрировать гостям. Люблю также хорошую дорогую одежду, но ношу ее не напоказ.

Помню, Женя Евтушенко пришел в ВТО в норковой шубе до пят и специально раскрыл занавески бамбуковые, чтобы все его видели, а Кемаль (богатейший человек, иранец по происхождению) носил очень скромное кашемировое пальто норкой внутрь — для тепла, а не для того, чтобы показать, что у него есть деньги на дорогие меха.

Это вот качество, к счастью моему (надеюсь, что к счастью), мне дорого, другое дело, у меня уйма материалов, скажем, о фильме «Двенадцать», и сейчас мы можем смонтировать 30 серий мастер-класса, показать, как картина рождается... Ну что же, есть и есть — над ними я не дрожу, живу по Пастернаку: «Не надо заводить архива, над рукописями трястись... И должен ни единой долькой не отступаться от лица, но быть живым, живым и только, живым и только до конца».

Заканчивая какую-то работу, я не сидел на коробках с готовым фильмом в ожидании славы — достаточно легко забывал о том, что снято, и не переживал: «Ой, не дай Бог теперь сделать хуже!». Снято — страница перевернута. Такому своеобразному сжиганию за собой мостов меня научил замечательный режиссер Ежи Кавалерович, который намного старше меня.

В свое время на Московском кинофестивале я показал ему свой первый фильм «Свой среди чужих, чужой среди своих»... Потом мы сидели в Доме кино, выпивали, и он сказал, поскольку моя работа ему понравилась: «Немедленно начинай новую. После того как я снял картину «Поезд», имевшую огромный успех, потерял 20 лет жизни — все эти годы выбирал сценарий и думал: «Не сделать бы хуже». Сравнивал и отбрасывал: не то, снова не то»...

— Энергия между тем уходила...

— Вот именно. Это как у бородача спросили: «Вы когда спите, у вас борода на одеяле или под ним?», и он перестал спать, потому что постоянно думал об этом и ему было и так, и сяк неудобно.

— Признайтесь, Никита Сергеевич, любите получать награды?

— Понимаете, если берешься за дело, рассчитывая на премии и призы, как правило, ничего не дождешься. Я никогда не работал ради наград, и хотя, спору нет, получать их приятно, у меня есть другие мерила успеха и счастья. Например, когда снимал фильм «Урга», жил в степях Монголии и Китая. Там обстановка была чудесная: вот, кажется, тихая, безветренная погода, а руку поднимешь — и можно потрогать ветер.

Когда над картиной «Двенадцать» работал, утром бежал (я каждый день устраиваю себе пробежку) и думал: «Никита, если бы тебе сказали: «Ты получишь «Золотого льва» или «Оскара», но за другую ленту, что бы ты стал снимать?», и однозначно себе ответил: «Двенадцать». Если ты выговариваешься, пытаешься достучаться до зрителей — это и есть счастье...

«Пока прибыли мои владения не приносят...»

— (Улыбается). Ни газет не читаю, ни интернета (особенно про себя), поэтому самочувствие замечательное.

— Наверняка, и охота помогает расслабиться — у вас, говорят, есть несколько угодий в разных концах России...

— Угодий два: под Нижним Новгородом и под Вологдой, — но я приезжаю туда не охотником, а хозяином. В первом все живое было выбито, больше четырех лет мы просто его восстанавливали, а вот второе побогаче, конечно, и больших вложений не требовало. Мне почему-то кажется, что дело это довольно живое, ведь если к земле ты относишься по-человечески, и она тебе ответит добром.

Не знаю, как у вас, но у нас с русской деревней беда — она разрушена. Сердце сжимается, когда видишь, как все умирает. Хоть бы шведы какие-то, немцы, да кто-нибудь этим занялся, но нет, никого нам не надо, все сами хотим...

Как я угодья свои выбирал? По красоте пейзажа и возможности его использовать — для меня это большая отдушина. Пока прибыли мои владения не приносят, но я убежден: если и есть богатство, инфляции неподвластное, — это земля. Рано или поздно все поймут, что дороже ее ничего нет, особенно если она родная.

— Никита Сергеевич, я благодарен вам за откровенность, но закончить хочется как-то оригинально. Может, хотя бы куплет песни про пчел?

— Нет (улыбается) , петь не буду. Где-нибудь в ресторане спою — приходите.

— Для этого надо халу иметь, «сузуки»...

— Конечно, а здесь пусть вам Киркоров поет — я сегодня и так за десятерых отдувался...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter