Изобразительно выразительное средство использовал гоголь мертвые души. Художественные средства создания образов в поэме "Мёртвые души" Гоголя Н.В

Художественные средства в изображении образа. Коробочка - одна из "мертвых душ"

Поэма "Мертвые души" принадлежит к числу тех вечных книг, которые вошли в сокровищницу русской мировой литературы. С самого начала поэма была задумана в русском национальном масштабе.

Около 17 лет работал Н. В. Гоголь над этим произведением. Он хотел "показать хотя с одного боку всю Русь", "все, что ни есть и хорошего и дурного в русском человеке". Писатель, по словам Николая Гавриловича Чернышевского, сказал нам "правду про нас самих". Почти половина первого тома "Мертвых душ" (5 глав) посвящена характеристике разных типов русских помещиков. Н. В. Гоголь создал пять типов, пять портретов, среди которых только один женский - это Коробочка.

Фольклорный источник этого образа - баба Яга. Отдельными чертами Коробочка напоминает ведьму из "Вечеров на хуторе близ Диканьки". Фамилия героини метафорически выражает сущность ее натуры, бережливой, недоверчивой, боязливой, скудоумной, упрямой, суеверной. Коробочка - "одна из тех матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожаи, убытки и держат голову несколько набок, а между тем набирают понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки, размещенные по ящикам комодов". Комод, где лежат, помимо белья, мешочки с деньгами, - аналог Коробочки. "Дубинноголовая" Коробочка поняла выгоду торговли и соглашается, правда, после долгих уговоров, продать такой необычный товар, как мертвые души. Лишь бы только не продешевить!

Символически Коробочка раскрылась, предав огласке тайну Чичикова. Таким образом, благодаря Коробочке, волшебная шкатулка с двойным дном выдает свой секрет… Имя и отчество Коробочки - Настасья Петровна - напоминают сказочную медведицу и указывают на "медвежий угол", где она живет. Подчеркивается замкнутость Коробочки, ее недалекость и упрямство, мелочность, животная ограниченность интересов исключительно собственным хозяйством. Ее соседям ("птичье-животному" окружению помещицы) Гоголь дал фамилии Бобров, Свиньин. В хозяйстве Коробочки "индейкам и курам не было числа". По фольклорной традиции птицы, упоминаемые в связи с Коробочкой (индюки, куры, сороки, воробьи), символизируют глупость, бессмысленную хлопотливость. Вещи в доме Коробочки, с одной стороны, выражают ее наивное представление о пышной красоте, а с другой - ее скопидомство и ограниченный круг домашних развлечений (гадание на картах, штопанье, вышивка и стряпня).

Общечеловеческие страсти нашли свое отражение в образе Коробочки. Она боится продешевить при продаже мертвых душ, опасается, как бы Чичиков не обманул ее, хочет выждать, чтобы "как-нибудь не понести убытку", может быть, эти души в хозяйстве пригодятся. Ведь "товар такой странный, совсем небывалый" - она сначала думает, что Чичиков намерен выкопать мертвых из земли. Коробочка собирается подсунуть Чичикову вместо мертвых душ пеньку или мёд. Цены на эти продукты она знает. Сомнения (не продешевила ли она?) вынуждают ее отправиться в город, чтобы узнать настоящую цену на столь странный товар. Едет Настасья Петровна в тарантасе, похожем на арбуз. Это еще один аналог ее образа, наряду с комодом, шкатулкой и мешочками, полными денег. Коробочка решает продать мертвые души из страха и суеверия, когда Чичиков посулил ей черта и чуть ее не проклял.

В образе Коробочки заключен тип омертвевшего в своей ограниченности человека. На принижение образа работает даже главная положительная черта помещицы, ставшая ее отрицательной страстью, - торговая деловитость. Каждый человек для нее - это прежде всего потенциальный покупатель. Небольшой домик и большой двор Коробочки символически отображает ее внутренний мир - аккуратный, крепкий; и всюду мухи, которые у Гоголя всегда сопутствуют застывшему, остановив-шемуся, внутренне мертвому миру. Таким образом, создавая своих героев, автор использовал следующие художественные средства: "говорящие" фамилии, русский фольклор, символику, устойчивые эпитеты, зоологические сравнения. Художественные детали (вид имения, дома, интерьеры, вещи и так далее) говорят о хозяине больше, чем его портрет и поступки. Образ Коробочки великолепно символизирует николаевскую эпоху, где придавалось существенное значение соблюдению формы, а о содержании не заботились, где подавляли живую душу ради впечатления благополучия и благоденствия.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://ilib.ru/

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

Абдулаева, Татьяна Константиновна. Особенности идиостиля Н.В. Гоголя в поэме "Мертвые души" : диссертация... кандидата филологических наук: 10.02.01 / Абдулаева Татьяна Константиновна; [Место защиты: Дагестан. гос. пед. ун-т].- Махачкала, 2011.- 171 с.: ил. РГБ ОД, 61 11-10/501

Введение

Глава I. Роль лексико-семантических средств в формировании идиостиля Н.В.Гоголя в поэме «Мертвые души»

1.1 .Устаревшая лексика. Историзмы 17

1.2. Семантические архаизмы 21

1.3 .Словообразовательные особенности лексики «Мертвых душ» 28

1.4. Стилистическая функция ономастической лексики 34

1.5.Этикетная лексика 40

Глава II. Иносказания в «Мертвых душах» как характерологический признак идиостиля Н.В.Гоголя

2.1 .Фразеологические единицы 49

2.2. Перифразы 61

2.3 .Метафоры 69

Глава III. Изобразительно-выразительные средства, формирующие художественный текст «Мертвых душ»

3.1 .Сравнения 92

3.2. Повторы 120

3.3 .Эпитеты 135

3 АВнутренние реплики 143

3.5.Вставные конструкции 145

Выводы 151

Заключение 153

Список использованной литературы

Введение к работе

Актуальность исследования обусловлена важностью анализа языка, стиля, лексики и выразительных средств художественных произведений классиков русской литературы, среди которых особенно вьщеляется поэма Н.В.Гоголя «Мертвые души». Характеристика лексических средств, фразеологизмов, разного рода иносказательных выражений, употребленных Гоголем в «Мертвых душах», требует освещения с точки зрения системы современного русского литературного языка как в научных, так и учебных целях. Актуальность темы диссертации объясняется ещё отсутствием специального монографического лингвистического исследования языка и стиля Гоголя в «Мертвых душах».

Степень разработанности темы. Идиостиль Н.В.Гоголя в поэме «Мертвые души» в лингвистическом аспекте исследован недостаточно и не описан в виде монографии, хотя данному произведению посвящено огромное количество литературоведческих работ.

Объект исследования - язык поэмы «Мертвые души».

Предмет исследования - лексика, фразеология, изобразительные средства, характеризующие идиостиль Гоголя в «Мертвых душах».

Цель исследования заключается в освещении лингвистического материала, извлеченного из поэмы «Мертвые души» в аспекте формирования идиостиля писателя. Из этой цели вытекают следующие задачи:

Охарактеризовать лексику активного и пассивного запаса с точки зрения современного русского литературного языка;

Объяснить современную и устаревшую семантику тех слов, которые являются семантическими архаизмами;

Проанализировать ономастическую лексику, выявляя её структуру и семантику с точки зрения авторской установки;

Осветить механизм метафорического обозначения Гоголем характерных черт лиц и предметов;

Установить стилистическую роль сравнений.

Материал исследования - лексика поэмы «Мертвые души», отобранная методом сплошной выборки, всего около трех тысяч слов и выражений.

Теоретической и методологической базой исследования послужили положения, разрабатываемые в трудах отечественных лингвистов: АА.Потебни, Ю.Д.Апресяна, Н.Д.Арутюновой, А".Вежбицкой, В.В.Виноградова, Г.О.Винокура, В.Н.Телия, Ю.С.Степанова, Л.И.Ереминой, С.М.Машинского и других.

Методы исследования. Методологической основой исследования является анализ стилеобразующих концептов. В работе лексический материал анализируется с социолингвистической точки зрения, т.е. с учетом

внеязыковых факторов, страноведческой фоновой информации, которыми обусловлена семантика метафор, сравнений, эпитетов, коннотационных созначений образных слов.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые комплексно анализируются лексико-фразеологические и изобразительно-выразительные средства под углом зрения формирования идиостиля Гоголя в «Мертвых душах», перифразов, плеоназмов, сравнений, а также таких ингредиентов дискурса, как внутренние реплики и вставные конструкции.

Теоретическая значимость исследования определяется разработкой проблем лексико-семантических и изобразительно-выразительных средств с точки зрения индивидуального стиля автора «Мертвых душ». Выявление и описание лексико-семантических архаизмов, стилеформи-рующей функции фразеологизмов, перифразов, метафор под углом зрения их роли в тексте вносят в историческую лексикологию дополнения и уточнения, обусловленные своеобразием языка и стиля поэмы «Мертвые души».

Практическая ценность работы заключается в возможности использования её материалов и выводов в преподавании русского языка, теоретических курсах по текстологии, истории русского литературного языка, составлении и чтении специальных курсов по исторической лексикологии, в диссертационных исследованиях, посвященных языку и стилю русских писателей XIX в. Исследование поможет освещению лексического и контекстуального значений слов русского языка, лингвостилистиче-ской характеристики дискурса художественного произведения.

Обоснованность и достоверность научных наблюдений и выводов обеспечиваются исходным теоретическим и методическим фундаментом работы, применением комплекса методов, адекватных характеру исследуемого материала, привлечением обширного репрезентатвного языкового материала.

На защиту выносятся следующие положения:

Семантические архаизмы современного русского литературного языка использованы Гоголем для создания историко-страноведческого колорита дискурса поэмы. Они представляют собой репрезентативный материал для интерпретации семантической эволюции слов (комиссия, обыватель, съезд);

Среди употребленных Гоголем слов из народной речи выделяются историзмы, обозначающие реалии, актуальные в XIX в. (хлебный опыт, щепной двор);

Пейоративные прозвища (Заплатанной, фетюк) использованы как стилистическое средство, характеризующее героя с негативной стороны;

Для идиостиля Гоголя характерна дифференциация социальнороле-вого статуса героев с помощью этикетных слов ты, Вы;

Перифрастичные онимы, составляющие антонимические пары (Прометей - муха, орел - куропатка) способствуют контрастному изображению человека в разной ситуации;

Метафоры и сравнения, составляя своебразный «тандем», повышают уровень экспрессивности и эмоциональности образной номинации героев;

Важной характерологической чертой идиостиля Гоголя являются гиперболизированные сравнения;

Гоголь часто пользуется стилистическим приемом повторов;

Идиостиль Гоголя отличают внутренние реплики героев, которые способствуют колоризации образов.

Апробация исследования. Работа обсуждалась на заседаниях кафедры теоретических основ и технологий начального языкового образования Дагестанского государственного педагогического университета. По вопросам исследования сделаны доклады на Международных научно-практических конференциях. Основные положения диссертации изложены в 6 публикациях. Опубликованные материалы отражают содержание диссертационного исследования.

Материалы диссертации использовались также на занятиях по рус-, скому языку и литературе в Дагестанском профессионально-педагогическом колледже (г. Кизляр).

Структура работы предопределена целью и содержанием исследования и состоит из введения, (в котором высказаны наши соображения по ряду устоявшихся в филологической литературе концепций, в том числе и небесспорных взглядов на образы и символы Гоголя в «Мертвых душах»), трех глав, заключения и списка использованной литературы.

Семантические архаизмы

Семантическим архаизмом называется слово, утратившее первоначальное значение или одно из значений, если оно многозначно, но сохранившее свою старую материальную оболочку, обозначая в современном русском языке новый предмет или новое понятие. В «Мертвых душах», например, имя существительное воксал употреблено в значении «увеселение»: «только и удаются те совещания, которые составляются для того, чтобы покутить или пообедать, как-то: клубы и всякие воксалы на немецкую ногу». В Толковом словаре живого великорусского языка В.И. Даля это слово приводится с таким толкованием: «сборная палата, зала на гульбище, на сходбище, где обычно бывает музыка». В Толковом словаре иноязычных слов Л.П.Крысин возводит это слово к названию парка и места увеселений под Лондоном, от фамилии владелицы Дж. В оке [Крысин 1998:152].

Слово комиссия, заимствованное из немецкого языка, в современном русском языке известно как обозначение 1) группы лиц с контрольными полномочиями, 2) финансовой сделки и платы за сделку, 3) совершаемой при купле-продаже товара оценки его стоимости. Гоголь употребил это слово в значении «затруднительное положение»: - Вы мне подайте только понятие, какого рода он человек, - сказал Чичиков,- и в чем дело. Мне совестно наложить на вас такую неприятную комиссию, потому что одно изъяснение с таким человеком для меня уже неприятная комиссия.

Чичиков, выпрашивая у Ноздрева мертвых душ, говорит ему: «Я задумал жениться; но нужно тебе знать, что отец и мать невесты преамбиционные люди. Такая, право, комиссия: не рад, что связался; хотят непременно, чтобы у жениха было никак не меньше трехсот душ...». Вспомним еще восклицание Фамусова из комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума»: «Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом!». Известное носителю современного русского языка слово съезд как терминологическая лексема, Гоголь употребил в значении, выражающем её внутреннюю форму. Характеризуя Ноздрева с точки зрения образа его поведения, пристрастий и привычек, автор поэмы говорит: «Чуткий нос его слышал за несколько десятков верст, где была ярмарка со всякими съездами и балами: он уж в одно мгновение ока был там, спорил и заводил сумятицу за зеленым столом, ибо имел, подобно всем таковым, страстишку к картишкам».

Предлог и наречие около в тексте «Мертвых душ» находим в устаревшем в современном русском языке значении «вокруг». Например, Гоголь описывает одну из привычек Чичикова: «...вынимал из кармана серебряную с чернью табакерку и, утвердив её между двух пальцев левой руки, оборачивал её быстро, в подобье того, как земная сфера обращается около своей оси...». Однако в том же значении и в том же контексте встречаем другое слово, которое утвердилось как нормативное в данной функции. Это слово - вокруг: «Один раз после обеда, оборачивая, по обыкновению, пальцем серебряную табакерку вокруг своей оси, сказал...».

Имя существительное пророк использовано в том значении, в котором оно бытовало в коммуникативном обиходе хлыстов, у которых были свои предсказатели: «Купцы сильно опасались, ибо совершенно верили предсказанию одного пророка, уже три года сидевшего в остроге...Пророк за предсказание (возвращения Наполеона - Т.А.) попал, как следует, в острог, но тем не менее дело свое сделал и смутил совершенно купцов». I

Глагол смутить в приведенном - примере выступает в значении «побудить к мятежу», которое в Толковом словаре русского языка С.И.Ожегова и Н.Ю.Шведовой дано под третьим номером и с пометой «устар.». В другом месте текста этот глагол в том же значении употреблен в форме несовершенного вида настоящего времени: «завелось меж ними (мужиками - Т.А.) всякой мерзости. Раскольники там и всякие бродяги смущают их, против властей восстанавливают». Н.В:Гоголь здесь отражает как бы мимоходом одно из характерных явлений в религиозной сфере русского народа. Имеем в виду упоминание о раскольниках, которые преследовались властями за антипатриотическую тайную деятельность.

Имя прилагательное замечательный применено в устаревшем ныне значении «примечательный», что подтверждает рядом стоящее наречие очень и конкретизирующий синоним заметно: «Лицо Костанжогло было очень замечательно. В нем;было заметно южное происхождение.

Какой, собственно, был он нации? Есть много на Руси русских нерусского происхожденья, в душе, однако же, русские. Костанжогло не занимался своим происхожденьем, находя, что это в строку нейдет и в хозяйстве вещь лишняя. Притом не знал и другого языка, кроме русского».

В этих словах Н.В.Гоголя выражена одна из характерологических черт русского народа - интернационализм, отсутствие националистического чванства и то, что человек нерусского происхождения в России обретал и обретает в наши дни свою вторую Родину. На фоне такой характеристики образ Костанжогло, на наш взгляд, нельзя; считать «неудачей» Гоголя, а, наоборот, можно отметить как весьма удачное решение непростого вопроса во взаимоотношениях между народами многонационального/государства.

Устаревший термин официально-делового стиля крепость, купчая крепость, купчая в «Мертвых душах» встречается неоднократно. Под словом крепость подразумевался документ юридической значимости, по которому закреплялась, узаконивалась акция.купли-продажи мертвых душ Чичиковым. «Бумаги, крепости на мертвые души - все было теперь у чиновников!». Кстати сказать, атрибутивный компонент сочетания крепостное право своей внутренней формой имел только что рассмотренное значение слова крепость.

Стилистическая функция ономастической лексики

Ономастика - раздел языкознания о собственных именах. С точки зрения стилистической интерес представляют антропонимы (фамилии, имена, отчества, прозвища людей) и топонимы (названия населенных пунктов значимых объектов в них, стран, континентов и т.д.), зоонимы (клички животных).

Ономастическая лексика играет весьма существенную роль в актуализации идиостиля Гоголя. В этом отношении особенно выразительны семантизируемые фамилии помещиков: Блохин, Бобров, Завалишин, Канапатьев, Коробочка, Кувшинников, Манилов, Ноздрев, Мыльной, Плешаков, Полежаев, Поцелуев, Почитаев, Плюшкин, Петух, Свиньин, Собакевич, Трепакин, Харпакин, Чепраков. Аналогичны образования Беребендовский, Болдырева, Леницын, Перекроев, Перхуновский, Победоносный, Юзякина. Экзотичны фамилии грузинского князя Чипхайхилидзе, француза Куку. Семантически прозрачны антропонимы Кислоедов, Красноносов, Самосвистов. Среди фамилий и прозвищ, купленных у Коробочки мертвых мужиков, внимание Чичикова обратили своей необычностью следующие: Петр Савельев Неуважай-Корыто, другой имел прицепленный к имени «Коровий кирпич», иной оказался просто Колесо Иван. Не только своеобразно, но и типично прозвище Доезжай-не-доедешь, так как для помещичьего коммуникативного обихода, крепостным мужикам барин нарекал разнообразные прозвища, многие из которых со временем превращались в фамилии. Гоголь дает своим героям редкие имена Антипатор (греческое «против» и «отец»), иностранец Макдональд Карлович, русский Сысой (народный вариант древнееврейского имени Сисой «Шестой») Пафнутьевич, он «иронично перечисляет имена совершенно необычные - вплоть до некоей Маклатуры Александровны» [Гус 1981:205]. В этом отношении весьма показательна вывеска, указывающая на владельца магазина: «Иностранец Василий Федоров». Гоголю присуще использование в стилистических целях оксюморонных сочетаний антропонимов. Например, Кифа Мокиевич и Мокий Кифович, отец и сын. Мокий по-гречески значит «насмешник», а Кифа по-арамейски «скала».

Простонародные имена Миняй, Митяй, Агашка, Фетинья, Петрушка, Селифан указывают на лиц низкого сословия. Имена сыновей Манилова Алкид (греческое «храбрость и сила»), Фемистоклюс (греческое «справедливость и слава») как бы дополняют образ отца, необычного, оторванного от реальной жизни, пребывающего в несбыточных грезах.

Колоритны имена и фамилии мертвых душ Собакевича, которым он дает хвалебную характеристику: каретник Михеев - маишнища (нечто очень большое) такая, что в эту комнату не войдет... в плечах у него была такая силища, какой нет у лошади, Пробка Степан, плотник... трех аршин с, вершком (то есть выше двух метров) ростом. Ведь что за силища была! Милушкин, кирпичник, Максим Телятников, сапожник Еремей Сорокоплехин, который в Москве торговал... Чичиков, рассматривая в спокойной обстановке списки купленных им мертвых душ, обнаруживает, что его «надул подлец Собакевич», вписав и женщину Елизавету Воробей, написав её имя с буквой «ъ» вместо «а», то есть не Елизавета, а Елизаветь. В «Мертвых душах» значительную стилистическую роль играют прозвища. Одни из них носят упоминаемые лица, другим их дает автор. Например, он, описывая внешность Ивана Антоновича, называет его кувшинным рылом\ «Иван Антонович, казалось, имел уже далеко за сорок лет; волос на нем был черный, густой; вся середина лица выступала у него вперед и пошла в нос,- словом, это было то лицо, которое называют в общежитье кувшинным рылом». Собакевич дает всем без исключения людям прозвища крайне негативного содержания. По его определению, председатель палаты - масон, такой дурак, какого свет не производил, губернатор - первый разбойник в мире и лицо разбойничье, вице-губернатор - Гога и Магога. На отзыв Чичикова о полицейместере - «Какой-то этакой характер прямой, открытый; в лице видно что-то простосердечное» -Собакевич хладнокровно отвечает: «Мошенник! Продаст, обманет, еще и пообедает с вами!». Плюшкин для Собакевича - мошенник, скряга, собака.

В отношении прокурора он отозвался вроде положительно, но ему же дал более чем обидное определение. В отношении тех, о ком хорошо отзывается Чичиков, Собакевич говорит: «Я их знаю всех; это всё мошенники, весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Все христопродавцы. Один там только и есть порядочный человек: прокурор, да и тот, если сказать правду, свинья».

Относительно аналогичных слов с синтаксически обусловленным значением В.В.Виноградов пишет: «Функционально-синтаксически ограниченное значение качественно отличается от всех других типов значения тем, что синтаксические свойства слова как члена предложения здесь как бы включены в его семантическую характеристику» [Виноградов В.В. 1977: 187].

Ноздрев, обзывая всячески Чичикова (дрянь, печник гадкий, мошенник, подлец, скотина, скотовод, фетюк, шильник), не только оскорбляет его достоинство, но и демонстрирует своё хамское поведение. О своем зяте он говорит: «Смерть не люблю таких растепелей!» Самому зятю, который не хочет остановиться у Ноздрева и собирается ехать домой, высказывает: «Ну, черт с тобой, поезжай бабиться с женою, фетюк!». Согласно примечанию Гоголя, фетюк - слово обидное для мужчины, происходит от названия буквы «фита», «почитаемой некоторыми неприличною буквою».

Гоголь отмечает характерное явление в сфере номинации крепостных - то, что им барин присваивал прозвища, например, ротозей Емельян, вор Антошка. Такие прозвища давались, следуя традиции, и они не казались обидными, так как не всегда напрямую характеризовали именуемого: «Ротозей Емельян и вор Антошка были народ хороший и расторопный.

Перифразы

Перифраз, хотя и можно выделить как лексико-семантическое средство, однако во многих случаях оказывается невозможным отграничить его от метафоры, метонимии, фразеологизма. Тем не менее, мы, придавая большое значение перифразу как характерному признаку гоголевского индивидуального стиля, попытались рассмотреть те случаи его проявления в «Мертвых душах», к которым можно подобрать синонимичное слово или сочетание слов в прямом значении. Как нам кажется, прием перифрастического изображения предметов, лиц, явлений и признаков, столь характерный для идиостиля Гоголя, послужил, наряду с другими факторами, существенным основанием для идентификации жанра его прозаического произведения «Мертвые души» как поэмы.

Вполне удовлетворительное определение перифраза мы находим в Лингвистическом энциклопедическом словаре. В нем говорится: «Перифраза/перифраз - (описательное выражение, иносказание) - стилистический прием, заключающийся в непрямом, описательном, обозначении предметов и явлений действительности (преимущественно эмоционально-экспрессивного, оценочного характера), например «зеленый друг» (лес), «второй хлеб» (картошка)... В перифразе на первый план выдвигается какое-либо качество, сторона описываемого понятия, существенные в данном контексте, ситуации. Основное назначение перифраза - усилить выразительность текста, действенность высказывания» [Бельчиков Ю.А. 1990: 371]. Приступая к рассмотрению примеров из «Мертвых душ», прежде всего отметим то, что в авторском тексте или речи героев сначала человек назван по тому или иному признаку, характерному для него или приписываемому ему, предполагаемому, желанному, кажущемуся и т.п., затем, в продолжение текста то же лицо упоминается под перифразом, достигая тем самым юмористического или иронического эффекта. Например, Манилов обращается к старшему сыну: «Мефистоклюс, хочешь быть посланником? -Хочу, - отвечал Фемистоклюс, жуя хлеб и болтая головой направо и налево. В это время стоявший позади лакей утер посланнику нос и очень хорошо сделал, иначе бы канула в суп посторонняя капля».

В тех случаях, когда перифраз вызывает ассоциации не с обозначаемым понятием, автор во внутриконтекстном примечании указывает на того, к кому относится иносказательное название. Например: «Казенные крестьяне сельца Вшивая-спесь... снесли с лица земли земскую полицию в лице заседателя, какого-то Дробяжкина; что будто земская полиция, то есть заседатель Дробяжкин, повадился уж чересчур часто ездить в их деревню. Земская полиция, имея кое-какие слабости со стороны сердечной, приглядывался на баб и деревенских девок». Здесь перифраз выступает как синекдохическая номинация лица по месту службы. Встречаются примеры семантического согласования с перифразом земская полиция, то есть употребления согласуемых слов в форме мужского рода: земская полиция был блудлив, как кошка; земская полиция достоин был наказания за сердечные слабости. Однако такое согласование представлено единичными случаями. Сравним, к примеру: «Ноздрев наступал на Чичикова, как поручик, подступавший под крепость. Но если Ноздрев выразил собою подступающего под крепость отчаянного поручика, то крепость, на которую он шел, никак не была похожа на неприступную. Напротив, крепость почувствовала такой страх, что душа её спряталась в самые пятки».

Мастерство Гоголя как стилиста заключается в умении сообразовать тропы, преобразовывая их структуру. Так, в последней цитате фразеологизм душа ушла в пятки преобразован в душа спряталась в самые пятки. Как видно, подобная корректировка фразеологизма не только не снижает его выразительности, но даже усиливается благодаря сосуществованию в тексте с перифразом. Перифраз иронически обозначает человека по противоположному признаку. Автор, как бы принимая употребленный героем перифраз, сам тоже в своем тексте оперирует этим перифразом, как оправданным онимом: «Прежде всего ревел небритый буфетчик Григорий, относившийся к Перфильевне, ключнице, в сих выражениях: -Душонка ты мелкопоместная, ничтожность этакая! Тебе бы, гнусной бабе, молчать и только. -Уж тебя-то не послушаюсь, ненасытное горло! - выкрикивала ничтожность, или Перфильевна. -Да с тобой никто не уживется, ведь ты и с приказчиком сцепишься, мелочь ты амбарная! -Да и приказчик - вор такой же, как и ты! - выкрикивала ничтожность. Как в вышеприведенном примере, в котором перифраз земская полиция уточняется через указание на прямое обозначение лица -«заседатель Дробяжкин», в последнем примере перифраз ничтожность уточняется словами «или Перфильевна». Очарованный необыкновенно вежливым обхождением Чичикова, когда он служил чиновником, проситель думает: «Вот, наконец, человек, каких нужно побольше, это просто драгоценный алмазі». Автор пишет далее: «он к драгоценному алмазу». Перифраз может выступать в форме метафорического эпитета, как например: «Платон Михалыч Платонов был Ахиллес и Парид вместе: стройное сложенье, картинный рост, свежесть - все было собрано в нем». В данном употреблении перифраз сопровождается аргументирующим комментарием. В отдельных случаях для сатирического изображения чиновника Гоголь употребляет антонимичные перифразы, например: «Некий правитель канцелярии... среди подчиненных - Прометей, решительный Прометей! Высматривает орлом, выступает плавно, мерно. Тот же самый орел, как только приближается к кабинету своего начальника, куропаткой такой спешит».

В связи с приведенной цитатой хочется подчеркнуть гениальность автора «Мертвых душ», который создал классическое произведение, читающееся в разные эпохи в ассоциативной связи с реальной действительностью. Сила воздействия экспрессивности дискурса с перифразами на читателя объясняется тем, что описываемая ситуация, нагнетенная выразительными средствами, весьма актуальна и в наши дни: всякий чиновник-бюрократ наших дней - тот же орел и та же куропатка: он меняет окраску, словно хамелеон, в зависимости от ситуации.

Повторы

В этом разделе будут рассмотрены явления плеоназма, то есть случаи стилистически востребованного повторения лексических единиц или выражений в поэме «Мертвые души». Повторения в художественной литературе расцениваются как нежелательное явление и называются тавтологией. А повторы в «Мертвых душах» нельзя считать тавтологией, так как они оправданы иллокутивной стратегией автора. В этом произведении не может быть тавтологических излишеств, потому что «Мертвые души» - это вершина художественного творчества Гоголя. Анализ исследовательского материала, извлеченного из поэмы «Мертвые души», позволяет нам предпринять классификацию повторений по функционально-стилистическому принципу. Так, во второй главе второго тома поэмы Чичиков в продолжение недолгой беседы с генералом 35 раз употребил формулу вежливого обращения ваше превосходительство. Гоголь использует этот стилистический прием для характеристики угодничества льстеца, подобрастия лицемера и афериста Чичикова. Нарочито куртуазный речевой этикет последнего с витиевато-выспренным слогом преподносит автор не без сатирического и иронического подтекста. Например:

Счел долгом представиться вашему превосходительству. Питая уваженье к доблестям мужей, спасавших отечество на бранном поле, счел долгом представиться лично вашему превосходительству.

Автор поэмы стилистически окрашивает междометие с целью подчеркнуть последовательность, методичность, целенаправленность подхалимства Чичикова. Например, когда генерал засмеялся: ха-ха-ха-ха\ «Чичиков разрешился тоже междометием смеха, но из уважения к генералу, пустил его на букву «е»: хе-хе-хе-хе-хе!». На наш взгляд, совершенно неслучайно то, что междометие Чичикова на одну единицу больше, чем междометие генерала. Гоголь и в этой детали, на первый взгляд, незаметной, показывает крайнюю степень угодничества Чичикова.

С ироническим подтекстом неоднократно повторяется выражение фрак наваринского пламени с дымом с вариантами фрак иаваринского дыма с пламенем, фрак наваринского пламени и дыма. Данное название элегантной детали одежды Чичикова, сшитой лучшим портным из доброкачественного материала, повторяется, в каждом случае употребления производя впечатление сатирической иронии, даже омерзения при упоминании сцены, когда Чичиков во фраке наварипского пламени с дымом валяется на полу. Дело в том, что фрак высшего качества диссонирует с низменными намерениями и постыдными поступками его владельца. «Одним из приемов стиля, вызывавшим особенно комическое впечатление при описании Гоголем персонажей поэмы, является постоянное повторение одних и тех же подробностей костюма, внешних деталей и проч. Таким «сопутствующим образом» является для Чичикова в последних, сохранившихся главах второй части «Мертвых душ» - «фрак наварипского пламени с дымом» [Смирнова-Чикина Е.С. 1934: 162]. Данную художественную деталь Гоголь повторяет неоднократно при описании разных ситуаций, в которых оказывался герой поэмы. Обратимся к примерам: «он получил желание сильное посмотреть на самого себя в новом фраке наварипского пламени с дымом»; «фрак наварипского дыма с пламенем, блистая, как шелк, давал тон всему»; «так как был во фраке наваринского пламени с дымом, должен был сесть и, дрожа всем телом, отправиться к генерал-губернатору»; «они в армяке и тулупе, а ты...» - говорит генерал-губернатор: «Он взглянул на фрак наваринского пламени с дымом»; «Чичиков повалился в ноги князю, так как был: во фраке наваринского пламени с дымом...»; «не выпуская сапог князя и проехавшись вместе с ногой, по полу во фраке наваринского пламени и дыма.

Чичиков оказался в темном сыром чулане, «уже было начинавший вкушать сладость жизни и привлекать внимание соотечественников, в тонком новом фраке наваринского пламени и дыма. Таким образом, фрак наваринского пламени с дымом сопровождает Чичикова во всех приятных для него обстоятельствах, драматических перипетиях судьбы и унизительных ситуациях, когда валялся в ногах генерал-губернатора.

Часто повторяется в поэме осанка Чичикова-позера, его манера держать голову галантно набок при поклоне, а также его внешности - «не слишком толст, не слишком тонок», как бы подчеркивая его «обтекаемость», его протеическую динамичность, способность меняться в соответствии с обстановкой. Гоголь не без иронии показывает куртуазный этикет общения экзальтированного Манилова и артистическую галантность и любезность пройдохи Чичикова с таким мастерством, что взыскательному читателю сразу становится очевидной неестественность происходящего, напоминающего некий спектакль. Например: -Позвольте вас попросить расположиться в этих креслах, - сказал Манилов. -Здесь вам будет покойнее. -Позвольте, я сяду на стуле. -Позвольте вам этого не позволить, - сказал Манилов с улыбкою. Лексический повтор осуществляется для иронического изображения ничтожности объекта внимания, характеризующего странность Ноздрева с его повышенным интересом к животным, в частности, собакам. Например: «Потом пошли осматривать крымскую суку, которая была уже слепая и, по словам Ноздрева, должна была скоро издохнуть, но года два тому назад была очень хорошая сука; осмотрели и суку - сука, точно, была слепая».

В контексте сатирического изображения чиновника-карьериста четырежды повторяется метафора Прометей, которая в соответствии с противоположными образами - муха, песчинка - производит комическое впечатление.

Повторение глагола со значением однонаправленного движения лететь создает впечатление реального движения человека навстречу всему, что попадается на пути, а также иллюзию движения дороги и всего, что при ней стоит навстречу мчащемуся на тройке человеку. Например: «Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и всё летит: летят вёрсты, летят навстречу купцы на облучках своих кибиток, летит с обеих сторон лес с темными строями елей и сосен, с топорным стуком и вороньим криком, летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль».

Матешина Ирина

Реферативно-исследовательская работа по русскому языку и литературе ученицы 9а класса Матешиной Ирины «Изобразительно-выразительные средства языка. Сравнение в поэме Н.В. Гоголя «Мёртвые души» содержит примеры сравнений из поэмы. Может быть использована учителями школ при подготовке к ГИА и ЕГЭ по русскому языку»

Скачать:

Предварительный просмотр:

Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение

«Иланская средняя общеобразовательная школа №1» Иланского района Красноярского края.

Учитель русского языка и литературы Савельева Вера Павловна.

Изобразительно-выразительные средства языка.

Сравнение в поэме Н.В. Гоголя «Мёртвые души».

Реферативно-исследовательская работа

по русскому языку и литературе

Ученицы 9а класса Матешиной Ирины

В курсе литературы 9 класса особое место занимает поэма Н.В Гоголя «Мертвые души». Когда читаешь это произведение, невозможно не наслаждаться удивительным языком писателя. Язык поэмы «Мертвые души» - это язык художника, изображающего мир во всём его многоцветье, во всём движении, в звучании изображаемых картин. И кому из нас, изучающих это произведение, не хочется узнать: как всё это сделано? Какими методами, приёмами, средствами пользовался великий художник?

Из многих синтаксических средств выразительности речи, я выбрала именно сравнение. Прежде всего я изучила теоретические сведения.

В словаре С.И. Ожегова я прочитала о том, что Изобразить – это значит воспроизвести в художественном образе.

Вообще средства изобразительности называют ещё и фигурами речи, и тропами

• ТРОП (от греч. tropos - поворот, оборот речи) - употребление слова в переносном (иносказательном) значении. Перенос значения может осуществляться на основе сходства изображаемых явлений (метафора), смежности (метонимия), противоположности (ирония).
• Функция тропа - придание высказыванию экспрессивности, реализация потенциальных значений слова, экономия художественной речи.
• Часто используемый троп, в котором переносное значение становится привычным и воспринимается как прямое, называют "стертым" тропом: сочетания "дождь идет", "время летит", "прошла весна" не имеют образного значения и не воспринимаются как средство художественной выразительности
• Основные виды тропа: метафора, аллегория, символ, эмблема, метонимия, синекдоха, перифраз, эвфемизм, гипербола, литота, ирония.

Сравнение – это сопоставление двух предметов или явлений с целью пояснить один из них при помощи другого;
в художественной литературе широко распространены развернутые сравнения, материализующиеся в целых фрагментах текста.

«Он (стих Пушкина) нежен, сладостен, мягок, как рокот волны,

Тягуч и густ, как смола, ярок, как молния, прозрачен и чист, как кристалл,

душист и благовонен, как весна, крепок и могуч, как удар меча в руках богатыря».

В.Г.Белинский.

Эти примеры я прочитала в книге «Литература. Справочник школьника». Редактор Н.Г. Быкова., изданной на факультете журналистики МГУ им М.В. Ломоносова.

Потом я нашла в Интернете статью из энциклопедии «Википедия» Вот что говорится в ней об изобразительно – выразительных средствах языка.

• Сравнение - фигура речи , в которой происходит уподобление одного предмета или явления другому по какому-либо общему для них признаку.
• Цель сравнения - выявить в объекте сравнения новые, важные для субъекта высказывания свойства.
• «Ночь - колодец без дна» (М. Рыльский).

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Признаки сравнения

• В сравнении выделяют: сравниваемый предмет (объект сравнения ) и предмет, с которым происходит сопоставление (средство сравнения ), объединённые общим признаком (основание сравнения, сравнительный признак, лат. tertium comparationis ).
• Одной из отличительных черт сравнения является упоминание обоих сравниваемых предметов, при этом общий признак упоминается далеко не всегда.

Виды сравнений Известны разные виды сравнений:

• Сравнения в виде сравнительного оборота , образованного при помощи союзов как , будто , словно «точно», :

Мужик глуп, как свинья, а хитёр, как черт.

• Бессоюзные сравнения - в виде предложения с составным именным сказуемым : «Мой дом - моя крепость».
• Сравнения, образованные при помощи существительного в творительном падеже : «Дело серёдкой крепко».
• Отрицающие сравнения: «Попытка - не пытка».
• Сравнения в форме вопроса.

Таким образом, я поняла, что СРАВНЕНИЕ - это уподобление изображаемого предмета, явления какому-либо другому по общему признаку.

• Сравнение включает в себя объект сравнения (описываемое явление), средство сравнения (предмет, с которым сравнивают) и основание сравнения (общий признак).
• Например, в сравнении: «Помещик Манилов... имевший глаза сладкие, как сахар...» - «глаза» - объект сравнения, «сахар» - средство сравнения, «сладкие» - основание сравнения.

Грамматически сравнение может быть выражено

• при помощи сравнительных союзов как, будто, словно, точно: «Лес, будто терем расписной...» (И. А. Бунин);
• творительным падежом существительного, использованного в качестве средства сравнения:

Прямым Онегин Чайлъд Гарольдом

Вдался в задумчивую лень...(А. Пушкин);

Грамматически сравнение может быть выражено и

• в форме отрицания (характерный прием народной поэзии - отрицательное сравнение):

Не ветер бушует над бором, Не с гор побежали ручьи...(Н. Некрасов)

Нужно уметь отличать сравнение от метафоры. Мы должны помнить, что в сравнении (есть сравнительный союз) а в метафоре (нет союза)

• Метафора – перенос названия с одного предмета на другой на основании сходства. Иногда метафору называют скрытым сравнением, потому что в основе метафоры лежит сравнение, но оно не оформлено с помощью сравнительных союзов: серп месяца (К.Паустовский), костёр рябины красной (С.Есенин), облаков волнистое руно (И. Бунин)

• (Максимович Т.И. «Пособие для подготовки к ЕГЭ»)

Средство сравнения может представлять собой самостоятельную, в деталях описанную картину - в таких случаях возникает развернутое сравнение

• Многочисленные развернутые сравнения - одна из характерных черт поэтики Н. Гоголя: «Подъезжая к крыльцу, заметил он (Чичиков.)... два лица : женское, в чепце, узкое, длинное, как огурец , и мужское, круглое, широкое, как молдаванские тыквы, называемые горлянками, из которых делают на Руси балалайки, двухструнные легкие балалайки, красу и потеху ухватливого двадцатилетнего парня, мигача и щеголя, и подмигивающего, и посвистывающего на белогрудых и белошейных девиц, собравшихся послушать его тихоструйного треньканья».

Стиль Гоголя приобретает свою неповторимость именно благодаря сравнениям. Чичиков едет по улицам губернского города и видит: В угольной из этих лавочек, или, лучше, в окне, помещался сбитенщик с самоваром из красной меди и лицом так же красным, как самовар, так что издали можно бы подумать, что на окне стояло два самовара, если б один самовар не был с черною как смоль бородою

А вот Селифан устраивается на ночлег: «В этой конурке он приладил к стене узенькую трехногую кровать, накрыв ее небольшим подобием тюфяка, убитым и плоским, как блин , и, может быть, так же замаслившимся, как блин , который удалось ему вытребовать у хозяина гостиницы», При помощи сравнения Н.В Гоголь заставляет нас «увидеть» плоский и замаслившийся тюфяк.

Автор часто сравнивает людей, с какими-либо предметами или же животными: « Половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом, на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц на морском берегу »

Благодаря сравнению, мы вместе с Чичиковым словно прогуливаемся по городу середины ХIХ века: «Местами эти дома казались затерянными среди широкой, как поле , улицы и нескончаемых деревянных заборов; местами сбивались в кучу, и здесь было заметно более движения народа и живости». «Кое-где, просто на улице стояли столы с орехами, мылом и пряниками, похожими на мыло ; где харчевня с нарисованною толстою рыбою и воткнутою в нее вилкою.»

Мы словно видим парк города: «Впрочем, хотя эти деревца были не выше тростника , о них было сказано в газетах при описании иллюминации»

Сравниваем черты характера: «Есть род людей, известных под именем: люди так себе, ни то ни се, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан, по словам пословицы». «Может быть, к ним следует причислить и Манилова. На взгляд он был человек видный; черты лица его были не лишены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару; в приемах и оборотах его было что-то заискивающее расположения и знакомства».

Видим каждую черточку лица героя: «Итак, отдавши нужные приказания еще с вечера, проснувшись поутру очень рано, вымывшись, вытершись с ног до головы мокрою губкой, что делалось только по воскресным дням, - а в тот день случись воскресенье, - выбрившись таким образом, что щеки сделались настоящий атлас в рассуждении гладкости и лоска , надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом шинель на больших медведях, он сошел с лестницы, поддерживаемый под руку то с одной, то с другой стороны трактирным слугою, и сел в бричку».

Вот Чичиков опять понесся в своей бричке: «Не без радости был вдали узрет полосатый шлагбаум, дававший знать, что мостовой , как и всякой другой муке , будет скоро конец; и еще несколько раз ударившись довольно крепко головою в кузов, Чичиков понесся наконец по мягкой земле».

Автор описывает деревню помещика: «Попадались вытянутые по шнурку деревни, постройкою похожие на старые складенные дрова , покрытые серыми крышами с резными деревянными под ними украшениями в виде висячих шитых узорами утиральников».

Просто сравнивает, или даже изображает схожесть расположения рук, ног, головы с неживыми предметами: «Чичиков заметил на крыльце самого хозяина, который стоял в зеленом шалоновом сюртуке, приставив руку ко лбу в виде зонтика над глазами, чтобы рассмотреть получше подъезжавший экипаж».

Гораздо легче изображать характеры большого размера: там просто бросай краски со всей руки на полотно, черные палящие глаза нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь , плащ - и портрет готов; но вот эти все господа, которых много на свете, которые с вида очень похожи между собою, а между тем как приглядишься, увидишь много самых неуловимых особенностей, - эти господа страшно трудны для портретов.

«Излишки» в чертах характера: «На взгляд он был человек видный; черты лица его были не лишены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару ; в приемах и оборотах его было что-то заискивающее расположения и знакомства».

Автор сравнивает предметы домашнего обихода и еду с образами человека: «Ввечеру подавался на стол очень щегольской подсвечник из темной бронзы с тремя античными грациями, с перламутным щегольским щитом, и рядом с ним ставился какой-то просто медный инвалид, хромой, свернувшийся на сторону и весь в сале, хотя этого не замечал ни хозяин, ни хозяйка, ни слуги».

Автор поэмы показал Манилова как человека, у которого внутренний мир хаотичен, это человек, не имеющий определенной цели в жизни, с легкостью относящийся к важным вещам. И по моему мнению его внутренний мир соответствует его стилю жизни, обстановке места обитания (бесхозяйственность: беспорядок в доме, во дворе, даже неосведомлённость о жизни своих крестьян и т.д.).

Что для человека значит какой-то особенный день? Какими словами мы выражаем своё восхищение? Прислушайтесь, ведь многие из наших современников «цитируют» Манилова: «Да, - примолвил Манилов, - уж она, бывало, все спрашивает меня: "Да что же твой приятель не едет?" - "Погоди, душенька, приедет". А вот вы наконец и удостоили нас своим посещением. Уж такое, право, доставили наслаждение... майский день... именины сердца ...»

Опять же наблюдаем у человека повадки животного: « Как он может этак, знаете, принять всякого, блюсти деликатность в своих поступках, - присовокупил Манилов с улыбкою и от удовольствия почти совсем зажмурил глаза, как кот, у которого слегка пощекотали за ушами пальцем».

Выражение лица Манилова: «И знаете, Павел Иванович! - сказал Манилов, явя в лице своем выражение не только сладкое, но даже приторное, подобное той микстуре , которую ловкий светский доктор засластил немилосердно, воображая ею обрадовать пациента».

А вот сравнение помогает автору незабываемо нарисовать Манилова и Чичикова в момент известия о мёртвых душах: «Я полагаю приобресть мертвых, которые, впрочем, значились бы по ревизии как живые, » - сказал Чичиков. Манилов выронил тут же чубук с трубкою на пол и как разинул рот, так и остался с разинутым ртом в продолжение нескольких минут. Оба приятеля, рассуждавшие о приятностях дружеской жизни, остались недвижимы, вперя друг в друга глаза, как те портреты , которые вешались в старину один против другого по обеим сторонам зеркала».

А вот Манилов за своим любимым занятием: «Как ни придумывал Манилов, как ему быть и что ему сделать, но ничего другого не мог придумать, как только выпустить изо рта оставшийся дым очень тонкой струею» . «На всех окнах тоже помещены были горки выбитой из трубки золы, расставленные не без старания очень красивыми рядками».

А, нет! - сказал Чичиков. - Мы напишем, что они живы, так, как стоит действительно в ревизской сказке. Я привык ни в чем не отступать от гражданских законов, хотя за это и потерпел на службе, но уж извините: обязанность для меня дело священное, закон - я немею пред законом.
Последние слова понравились Манилову, но в толк самого дела он все-таки никак не вник и вместо ответа принялся насасывать свой чубук так сильно, что тот начал наконец хрипеть, как фагот».

Видим выражение эмоций: «Великий упрек был бы историку предлагаемых событий, если бы он упустил сказать, что удовольствие одолело гостя после таких слов, произнесенных Маниловым. Как он ни был степенен и рассудителен, но тут чуть не произвел даже скачок по образцу козла , что, как известно, производится только в самых сильных порывах радости. Казалось, он был настроен к сердечным возлияниям…»

Узнаем о том что человек испытывает: «Если б вы знали, какую услугу оказали сей, по-видимому, дрянью человеку без племени и роду ! Да и действительно, чего не потерпел я? как барка какая-нибудь среди свирепых волн... Каких гонений, каких преследований не испытал, какого горя не вкусил, а за что? за то, что соблюдал правду, что был чист на своей совести, что подавал руку и вдовице беспомощной, и сироте-горемыке!.. – Тут даже он отер платком выкатившуюся слезу».

Лучше понимаем великую силу Руси: «И какой же русский не любит быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: "черт побери все!" - его ли душе не любить ее? Ее ли не любить, когда в ней слышится что-то восторженно-чудное? Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и все летит: летят версты, летят навстречу купцы на облучках своих кибиток, летит с обеих сторон лес с темными строями елей и сосен, с топорным стуком и вороньим криком, летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканье, где не успевает означиться пропадающий предмет, - только небо над головою, да легкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны. Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? знать, у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле, что не любит шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на полсвета , да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи. И не хитрый, кажись, дорожный снаряд, не железным схвачен винтом, а наскоро живьем с одним топором да молотом снарядил и собрал тебя ярославский расторопный мужик. Не в немецких ботфортах ямщик: борода да рукавицы, и сидит черт знает на чем; а привстал, да замахнулся, да затянул песню - кони вихрем, спицы в колесах смешались в один гладкий круг, только дрогнула дорога, да вскрикнул в испуге остановившийся пешеход - и вон она понеслась, понеслась, понеслась!.. И вон уже видно вдали, как что-то пылит и сверлит воздух.
Не так ли и ты , Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади. Остановился пораженный божьим чудом созерцатель: не молния ли это , сброшенная с неба? что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится вся вдохновенная богом!.. Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства.

Теперь поговорим о том, как Гоголь показывает нам влияние состояния и характера человека на окружающие его вещи:

Ноздрев был одним из людей, которые легко знакомятся, они всегда говоруны, кутилы, лихачи, народ видный. Он являлся человеком историческим, многосторонним, т.е человеком на все руки. Автор даже приводит пример, что такой тип людей соглашается именно на то, что отвергали. Эта противоречивость самому себе, как и в окружающем нас, мире: если в небе собрались тучи, ветер предвещает нас о скором дожде, и вдруг все меняется, небо непонятным образом становится ясным, и тучи не уронив ни капельки дождя, уходят прочь, исчезают. Вот он, какой был Ноздрев! Он долго еще не выведется из мира.

Собакевич показался Чичикову «весьма похожим на средней величины медведя. Фрак на нем был совершенно, медвежьего цвета, рукава длинны, и панталоны длинны, ступнями ступал он и вкривь и вкось, и наступал беспрестанно на чужие ноги». Даже двор окружен был крепкою и толстою деревянною решеткой. Помещик, казалось, хлопотал много о прочности. Наш герой также осмотрел комнату все было прочно, неуклюже и имело какое-то странное сходство с самим хозяином дома… . Даже за обеденным столом все говорило о внешнем и внутреннем состоянии хозяина (за бараньим боком последовали ватрушки, потом индюк ростом в теленка… ). Опять же каков человек сам, таково и все то, что его постоянно окружает.

Помещика Плюшкина мы сравниваем с его владениями. Въехав в деревню, наш герой заметил какую-то особенную ветхость на всех деревенских строениях: окна в избенках были без стекол; многие крыши сквозили, как решето ; из-за изб тянулись во многих местах рядами огромные клади хлеба. Потом Чичиков очутился уже у самого дома, который показался очень печальным. Все говорило, что здесь когда-то хозяйство текло в обширном размере, и все глядело ныне пасмурно. Не было никаких живых хлопот и забот. Такой же беспорядок стоял и в самом доме: какая-то старинная книга в кожаном переплете с красным обрезом, лимон весь высохший, отломленная ручка кресла…. Вся эта ужасная картина сходится со своим хозяином Плюшкиным. Это был худощавый старик, подбородок его выступил далеко вперед, маленькие глазки, высокие выросшие брови… Видимо, и душевное его состояние было уже погасшим, т.к он раньше был бережливым хозяином, но случилось так, что он остался совсем один без семьи. Все это и сказалось на его хозяйстве, и поэтому его мы можем сравнить со всем этим беспорядком, происходящем в доме.

Над этой темой я работала целый год и, познавая эту поэму, узнала много нового и интересного. Я использовала поэму Н.В Гоголя «Мертвые души», увидела, как тонко автор разъясняет каждую деталь, не один герой

Использованная литература

1. Литература. Справочник школьника. Редактор Н.Г. Быкова.

Факультет журналистики МГУ им М.В. Ломоносова

2.Справочник школьника «Литература» под редакцией профессора В.В. Агеносова. Москва. «ДРОФА». 1999 год.

Тропы - это слова, употребленные в переносном значении с целью создания образа. С данным определением тропа тесно связано понятие образности речи. Слова «образность», «образный» используются в стилистике в разных значениях. Образность в широком смысле этого слова - как живость, наглядность, красочность изображения - неотъемлемый признак всякого вида искусства, форма осознания действительности с позиций какого-то эстетического идеала, образность речи - частное ее проявление. Голуб И.Б. Стилистика русского языка. - М.: АЙРИС-ПРЕСС, 2003.

Стилистика рассматривает образность речи как особую стилевую черту, которая получает наиболее полное выражение в языке художественной литературы. Попадая в художественный контекст, слово включается в сложную образную систему произведения и неизменно выполняет эстетическую функцию. «Слово в художественном произведении, - писал акад. В.В. Виноградов, - совпадая по своей внешней форме со словом соответствующей национально-языковой системы и опираясь на его значение, обращено не только к общенародному языку и отражающемуся в нем опыту познавательной деятельности народа, но и к тому миру действительности, который творчески создается или воссоздается в художественном произведении. Поэтому оно (слово) двупланово по своей смысловой направленности и, следовательно, в этом смысле образно».

Более узкое понимание образности речи основано на использовании слов в переносном значении, с измененной семантикой. При этом слова, получающие образное значение, в художественном контексте в какой-то степени теряют свою номинативную функцию и приобретают яркую экспрессивную окраску. Изучение образного значения слова в этом смысле направлено на исследование лексических приемов, придающих речи эстетико-художественное значение.

Слова, употребленные в переносном значении с целью создания образа, называются тропами (гр. tropos - поворот, оборот, образ). Тропы придают наглядность изображению тех или иных предметов, явлений («Сделав один или два поворота, герой наш очутился наконец перед самым домом, который показался теперь еще печальнее. Зеленая плеснь уже покрыла ветхое дерево на ограде и воротах. Толпа строений: людских, амбаров, погребов, видимо ветшавших, - наполняла двор; возле них направо и налево видны были ворота в другие дворы. Все говорило, что здесь когда-то хозяйство текло в обширном размере, и все глядело ныне пасмурно. Ничего не заметно было оживляющего картину: ни отворявшихся дверей, ни выходивших откуда-нибудь людей, никаких живых хлопот и забот дома! Только одни главные ворота были растворены, и то потому, что въехал мужик с нагруженною телегою, покрытою рогожею, показавшийся как бы нарочно для оживления сего вымершего места; в другое время и они были заперты наглухо, ибо в железной петле висел замок-исполин» (Н.В. Гоголь. Мертвые души. М., 1985 - далее - М.Д.)).

Тропы могут быть ярким средством создания реалистических картин: «Местами эти дома казались затерянными среди широкой, как поле, улицы и нескончаемых деревянных заборов; местами сбивались в кучу, и здесь было заметно более движения народа и живости» (М.Д.). Тропы встречаются и в описаниях явлений неэстетических, вызывающих отрицательную оценку читателя: «Черные фраки мелькали и носились врознь и кучами там и там, как носятся мухи на белом сияющем рафинаде в пору жаркого июльского лета, когда старая ключница рубит и делит его на сверкающие обломки перед открытым окном; дети все глядят, собравшись вокруг, следя любопытно за движениями жестких рук ее, подымающих молот, а воздушные эскадроны мух, поднятые легким воздухом, влетают смело, как полные хозяева, и, пользуясь подслеповатостию старухи и солнцем, беспокоящим глаза ее, обсыпают лакомые куски где вразбитную, где густыми кучами» (М.Д.).

Речь, оснащенная тропами, называется металогической (от гp. meta - через, после, lуgos - слово); она противопоставлена речи автологической (от гр. autos - я, сам и lуgos - слово), в которой тропы отсутствуют.

Иногда неверно полагают, что только металогическая речь может быть высокохудожественной, отсутствие же в стиле тропов будто бы свидетельствует о недостаточном мастерстве писателя. Это суждение в корне ошибочно. Высокохудожественной может быть и автологическая речь.

При изучении тропов обычно противопоставляются две контрастные формы выражения - речь художественная и речь нехудожественная. Однако использование тропов возможно не только в художественных произведениях. Функциональные стили заимствуют образность у художественной речи, но при этом качественно преобразуют ее, приспособляя к своим нуждам. Если, например, в художественной прозе, в поэзии тропы служат для создания образа, то в разговорной речи они подчинены целям непосредственного выражения эмоций говорящего. Нельзя забывать и о том, что обращение к тропам всегда обусловлено чертами индивидуального слога автора.

Из функциональных стилей наиболее открыт для тропов публицистический, в котором слово часто выполняет эстетическую функцию, как и в художественной речи. Однако цель метафоризации, например, в газетном языке, «не в индивидуально-образном видении мира и поэтическом самовыражении», а в том, чтобы довести до массового читателя в специфических условиях газетного процесса объективную и всестороннюю информацию.

Элементы образной речи могут использоваться и в научном стиле, хотя важнейшей отличительной чертой его является прямое, однозначное выражение мысли языковыми средствами, что на лексическом уровне означает принципиальную «неметафоричность» слова-понятия. И все же «это не значит, что в научной речи нельзя встретить или употребить лексическую метафору. Но метафоры встречаются очень редко и притом в основном в «публицистических» или «популяризующих» частях научного произведения; они не обязательны, имеют случайный, несистемный характер, узко контекстное значение и ощущаются как иностилевые или, по крайней мере, как не собственно стилевые». В научном стиле наблюдается специфически рациональный подход к использованию элементов образной речи, и в этих условиях тропы перестают нести на себе отпечаток индивидуального употребления и входят в устойчивые сочетания научной прозы. В то же время исследователи отмечают постепенную формализацию всех элементов языка науки, включая и эмоционально-оценочные моменты, что приводит к стилистической нейтрализации тропов, которые в научной прозе утрачивают свою экспрессию. Это касается в первую очередь терминов, которые нередко приходят в язык науки как метафоры (мозг машины, запоминающее устройство, хвост самолета, узел передач, хрусталик глаза и т.д.). По мере утверждения того или иного слова в качестве термина, с закреплением его нового, научно-понятийного значения, происходит нейтрализация метафоры; полное исчезновение её образного значения завершает процесс терминологизации. Обращение к тропам в научном стиле зависит и от содержания произведения. Так, несомненно, отношение к лексическим образным средствам различно у авторов, работающих в области технических, естественных и гуманитарных наук: в произведениях филологов чаще используются экспрессивные элементы речи, в том числе тропы. Имеют значение и жанровые различия научных произведений, и форма изложения - письменная или устная. Наиболее благоприятные условия для металогической речи создаются в научных произведениях, обращенных к массовому читателю. С целью популяризации научных идей автор обращается к языковым средствам, служащим достижению простоты и ясности изложения; в этом случае лексические образные средства имеют большое значение.

В официально-деловом стиле, представленном в «чистом виде», обращение к тропам исключено, здесь слова употребляются в их прямых значениях. Требование лаконичности, точности и конкретности при описании событий в официально-деловых документах не допускает метафоричности. Объективность изложения, отсутствие эмоциональности - важнейшие отличительные черты официально-делового стиля. Однако внимательное изучение разнообразных жанров этого стиля в различные периоды его развития убеждает в том, что и ему не чуждо использование экспрессивных языковых средств, в том числе тропов.

Основными тропами считаются: метафора, олицетворение, аллегория, метонимия, антономазия, синекдоха, эпитет, сравнение, гипербола и литота, перифраза, синонимы, ирония.

Метафора. Метафорой (от греч. метафора -- перенесение) называется перенос названия одного предмета (действия, качества) на другой на основании их сходства. Например: «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ» (М.Д.) - слово несешься, выступая как метафора, рисует образ очень быстрого движения, неподвластного контролю человеческим разумом, в этой метафоре - все отношение автора к непредсказуемости и необъяснимости явлений, происходящих на Руси, его недоумение, страх, свойственные человеку, который едет на чем-то, что может именно нестись, не ехать, не двигаться, а нестись - неукротимо быстро.

В основу метафоризации может быть положено сходство самых различных признаков предметов: их цвета, формы, объема, назначения, положения в пространстве и времени и т.д.

Употребление одной метафоры очень часто влечет за собой нанизывание новых метафор, связанных по смыслу с первой. В результате этого возникает развернутая метафора. Развернутые метафоры привлекают художников слова как особенно яркий стилистический прием образной речи. «Хмель, глушивший внизу кусты бузины, рябины и лесного орешника и пробежавший потом по верхушке всего частокола, взбегал наконец вверх и обвивал до половины сломленную березу. Достигнув середины ее, он оттуда свешивался вниз и начинал уже цеплять вершины других дерев или же висел на воздухе, завязавши кольцами свои тонкие цепкие крючья, легко колеблемые воздухом» (М.Д.)

В начале фразы хмель предстает перед нами, с помощью метафоры, существом наделенным качествами какого-то животного, поэтому, продолжая метафору, Гоголь пишет, что хмель пробежал, взбежал, обвил и т.д.

Олицетворение. Олицетворение - вариант тропа, в котором растения, животные, неживые предметы наделяются чувствами, мыслями и действиями человека Большой толковый словарь русского языка. СПб., 2000.. Олицетворение - один из самых распространенных тропов. Традиция его употребления восходит к устной народной поэзии. Многие поэты использовали этот троп в произведениях, близких к фольклору. Художники слова сделали олицетворение важнейшим средством образной речи. Олицетворения используются при описании явлений природы, окружающих человека вещей, которые наделяются способностью чувствовать, мыслить, действовать.

При олицетворении описываемый предмет может внешне уподобляться человеку. Особенно часто писатели обращаются к олицетворению, описывая картины природы. Мастерски использовал этот троп и Н.В. Гоголь. «Местами расходились зеленые чащи, озаренные солнцем, и показывали неосвещенное между них углубление, зиявшее, как темная пасть; оно было окинуто тенью, и чуть-чуть мелькали в черной глубине его: бежавшая узкая дорожка, обрушена нее перилы, пошатнувшаяся беседка, дуплистый дряхлый ствол ивы, седой чапыжник, густой щетиною вытыкавший из-за ивы иссохшие от страшной глушины, перепутавшиеся и скрестившиеся листья и сучья, и, наконец, молодая ветвь клена, протянувшая сбоку свои зеленые лапы-листы, под один из которых забравшись бог весть каким образом, солнце превращало его вдруг в прозрачный и огненный, чудно сиявший в этой густой темноте» (М.Д.)

Особым видом олицетворения является персонификация (от лат. персона -- лицо, фацере -- делать) -- полное уподобление неодушевленного предмета человеку. В этом случае предметы наделяются не частными признаками человека (как при олицетворении), а обретают реальный человеческий облик. Олицетворение не так часто встречается в тексте «Мертвых душ», так как по большей части произведение это все-таки посвящено человеческим душам, живым и мертвым.

Аллегория. Аллегория - развернутое уподобление, охватывающее значительный объем текста, иногда - сюжет, образы персонажей, выводы. Большой толковый словарь русского языка. СПб., 2000. Например, в баснях, сказках глупость, упрямство воплощаются в образе осла, трусость - в образе зайца, хитрость - в образе лисы. Аллегорический смысл могут получать иносказательные выражения: пришла осень может означать «наступила старость», замело снегом дороги - «к прошлому нет возврата», пусть всегда будет солнце - «пусть неизменным будет счастье» и т.д. Такие аллегории носят общеязыковой характер.

Метонимия. Метонимия (от греч. метонимия -- переименование) -- перенос названия с одного предмета на другой на основании их смежности: Голуб И.Б.. Розенталь Д.Э. Книга о хорошей речи. - М.: Культура и спорт. ЮНИТИ, 1997. «легким щеголем блеснет и разлетится недолговечное слово француза» (М.Д.)

Как стилистический прием метонимию следует отличать от метафоры. Для переноса названия в метафоре сопоставляемые предметы должны бытъ обязательно похожи, а при метонимии такого сходства нет, художник слова опирается только на смежность предметов. Другое отличие: метафору легко переделать в сравнение с помощью слов: как, вроде, подобно. Например, бахрома инея -- иней, как бахрома, сосны шепчут -- сосны шумят, будто шепчут. Метонимия такой трансформации не допускает.

При метонимии предметы, явления, получающие одинаковое название, связаны и самыми различными ассоциациями по смежности. Название места употребляется для обозначения людей, которые там находятся: Ликует буйный Рим (М. Лермонтов). Название сосуда используется в значении содержимого: Я три тарелки съел (И. Крылов). Имя автора заменяет название его произведений: Траурный Шопен громыхал у заката (М. Светлов). Названия отличительных признаков людей или предметов используются вместо их обычных наименований: Черные фраки носились врозь и кучами там и там (Н. Гоголь).

При обозначении времени также часто используются метонимические замены: Они не виделись с Москвы (И. Тургенев), Мама после чая продолжала вязать (И. Бунин).

Антономазия. Особый вид метонимии - антономазия (гр. antonomasia - переименование) - троп, состоящий в употреблении собственного имени в значении нарицательного. Голуб И.Б.. Розенталь Д.Э. Книга о хорошей речи. - М.: Культура и спорт. ЮНИТИ, 1997 Например, фамилия гоголевского персонажа Хлестаков получила нарицательное значение - «лгун, хвастун». Геркулесом иногда образно называют сильного мужчину. В языке закрепилось использование в переносном значении слов донкихот, донжуан, ловелас и др. Часто образное значение придается именам других литературных героев (Молчалин, Скалозуб, Манилов, Плюшкин, Отелло, Квазимодо). Подобные имена персонажей могут использоваться как выразительное средство образной речи (...И на Западе много сочиняется пустых книжек и статеек... Пишутся они отчасти французскими Маниловыми, отчасти французскими Чичиковыми. - Чернышевский).

Неиссякаемым источником антономазии является античная мифология и литература. Античные образы особенно широко использовались в русской поэзии периода классицизма и первой половины XIX в. (Дианы грудь, ланиты Флоры прелестны, милые друзья! Однако ножка Терпсихоры прелестней чем-то для меня. - П.). Но во второй половине XIX в. антономазия, восходящая к античной мифологии и поэзии, используется значительно реже и воспринимается уже как дань уходящей поэтической традиции. В современном литературном языке образное употребление имен героев античной мифологии возможно лишь в юмористических, сатирических произведениях [«Жрец Мельпомены на казенных харчах» (заглавие фельетона); «Гермес приказал долго жить» (статья о прекращении деятельности финансовой компании «Гермес»); «Гефест на заработках» (о коммерческих делах оборонной промышленности). Публицисты используют этот троп чаще всего в заголовках.

Синекдоха. Синекдоха - троп, который состоит в замене множественного числа единственным, в употреблении названия части вместо целого, частного вместо общего и наоборот. Голуб И.Б.. Розенталь Д.Э. Книга о хорошей речи. - М.: Культура и спорт. ЮНИТИ, 1997 Например, в тексте «Мертвых душ»: «Да вот теперь у тебя под властью мужик: ты с ним в ладу и, конечно, его не обидишь, потому что он твой, тебе же будет хуже; а тогда бы у тебя были чиновники, которых бы ты сильно пощелкивал, смекнувши, что он не твой же крепостной, или грабил бы ты казну! Нет, кто уж кулак, тому не разогнуться в ладонь! А разогни кулаку один или два пальца, выйдет еще хуже. Попробуй он слегка верхушек какой-нибудь науки, даст он знать потом, занявши место повиднее всем тем, которые в самом деле узнали какую-нибудь науку. Да еще, пожалуй, скажет потом: "Дай-ка себя покажу!" Да такое выдумает мудрое постановление, что многим придется солоно...» Мужик в данном случае - собирательное существительное, обозначающее всех зависимых от кулаков крестьян.

Синекдоха используется и в разговорной речи. Здесь распространены тропы, получившие общеязыковой характер: умного человека называют голова, талантливого мастера -- золотые руки и т.д.

Эпитет. Эпитетом (от гр. epitheton - приложение) называется образное определение предмета или действия. Голуб И.Б. Стилистика русского языка. - М.: АЙРИС-ПРЕСС, 2003.

К тропам, в строгом значении этого термина, принадлежат лишь эпитеты, функцию которых выполняют слова, употребленные в переносном значении (золотая осень, заплаканные окна), а отличие от точных эпитетов, выраженных словами, использованными в прямом значении (красная калина, знойный полдень). Эпитеты - это чаще всего красочные определения, выраженные прилагательными: «экипаж въехал на двор, господин был встречен трактирным слугою, или половым, как их называют в русских трактирах, живым и вертлявым до такой степени, что даже нельзя было рассмотреть, какое у него было лицо» (М.Д.)

Большинство эпитетов характеризуют предметы, но есть и такие, которые образно описывают действия. При этом, если действие обозначено отглагольным существительным, эпитет выражен прилагательным (тяжелое передвижение туч, усыпительный шум дождя), если же действие названо глаголом, то эпитетом может быть наречие, которое выступает в роли обстоятельства (Листья были напряженно вытянуты по ветру).

Создание образных эпитетов обычно связано с употреблением слов в переносном значении (ср.: лимонный сок - лимонный свет луны; седой старик - седой туман; он лениво отмахивался от комаров - река лениво катит волны). Эпитеты, выраженные словами, выступающими в переносных значениях, называются метафорическими.

Стилистический подход к изучению эпитетов дает возможность выделить в их составе три группы:

• 1. Усилительные эпитеты, которые указывают на признак, содержащийся в определяемом слове: «Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься?» (М.Д.) - эпитет бойкая усиливается еще и эпитетом необгонимая; к. усилительным эпитетам относятся и тавтологические (горе горькое). «Быстро все превращается в человеке; не успеешь оглянуться, как уже вырос внутри страшный червь, самовластно обративший к себе все жизненные соки. И не раз не только широкая страсть, но ничтожная страстишка к чему-нибудь мелкому разрасталась в рожденном на лучшие подвиги, заставляла его позабывать великие и святые обязанности и в ничтожных побрякушках видеть великое и святое» «М.Д.)
• 2. Уточнительные эпитеты, называющие отличительные признаки предмета (величину, форму, цвет и т.д.) Между усилительными и уточнительными эпитетами не всегда удается провести четкую границу.
• 3. Контрастные эпитеты, образующие с определяемыми существительными сочетания противоположных по смыслу слов - оксюмороны [живой труп; радостная печаль; ненавидящая любовь].

Возможны и другие группировки эпитетов. Это свидетельствует о том, что понятие «эпитет» объединяет весьма разнообразные лексические средства образности.

Сравнение. К лексическим образным средствам примыкает сравнение. Сравнением называется сопоставление одного предмета с другим с целью художественного описания первого. Голуб И.Б.. Розенталь Д.Э. Книга о хорошей речи. - М.: Культура и спорт. ЮНИТИ, 1997. «Право, словно какая-нибудь, не говоря дурного слова, дворняжка, что лежит на сене и сам не ест сена, и другим не лает»; «Поставив на него шкатулку, он несколько отдохнул, ибо чувствовал, что был весь в поту, как в реке: все, что ни было на нем, начиная от рубашки до чулок, все было мокро»; «Хотя день был очень хорош, но земля до такой степени загрязнилась, что колеса брички, захватывая ее, сделались скоро покрытыми ею, как войлоком, что значительно отяжелило экипаж» (М.Д.)

Сравнение - одно из самых распространенных средств изобразительности в металогической речи. «Бесчисленны, как морские пески, человеческие страсти, и все не похожи одна на другую, и все они, низкие и прекрасные, вначале покорны человеку и потом уже становятся страшными властелинами его» (М.Д.)

Сравнение представляет собой простейшую форму образной речи. Почти всякое образное выражение можно свести к сравнению (ср. золото листьев - листья желтые, как золото, дремлет камыш - камыш недвижим, как будто он дремлет). В отличие от других тропов сравнение всегда двучленно: в нем называются оба сопоставляемых предмета (явления, качества, действия): «Старуха пошла копаться и принесла тарелку, салфетку, накрахмаленную до того что дыбилась, как засохшая кора, потом нож с пожелтевшею костяною колодочкою, тоненький, как перочинный, двузубую вилку и солонку, которую никак нельзя было поставить прямо на стол» (М.Д.)

Гипербола и литота. Образное выражение, состоящее в преувеличении размеров, силы, красоты, значения описываемого, называется гиперболой (от греч. гипербола -- преувеличение, излишек). Голуб И.Б.. Розенталь Д.Э. Книга о хорошей речи. - М.: Культура и спорт. ЮНИТИ, 1997. «Тут Кифа Мокиевич бил себя весьма сильно в грудь кулаком и приходил в совершенный азарт. - Уж если он и останется собакой, так пусть же не от меня об этом узнают, пусть не я выдал его". И, показав такое отеческое чувство, он оставлял Мокия Кифовича продолжать богатырские свои подвиги…»

Образное выражение, преуменьшающее размеры, силу, значение описываемого, называется литотой (от греч. литотес -- простота) Там же. . Ваш шпиц -- прелестный шпиц, не более наперстка (А. Грибоедов). Литоту называют еще обратной гиперболой.

Гипербола и литота имеют общую основу -- отклонение от объективной количественной оценки предмета, явления, качества, поэтому могут в речи совмещаться: «Блажен избравший себе из всех прекраснейшую страсть; растет и десятерится с каждым часом и минутой безмерное его блаженство, и входит он глубже и глубже в бесконечный рай своей души. Но есть страсти, которых избранье не от человека. Уже родились они с ним в минуту рожденья его в свет, и не дано ему сил отклониться от них. Высшими начертаньями они ведутся, и есть в них что-то вечно зовущее, неумолкающее во всю жизнь. Земное великое поприще суждено совершить им: все равно, в мрачном ли образе, или пронестись светлым явленьем, возрадующим мир, - одинаково вызваны они для неведомого человеком блага. И, может быть, всем же самом Чичикове страсть, его влекущая, уже не от него, и в холодном его существовании заключено то, что потом повергнет в прах и на колени человека пред мудростью небес. И еще тайна, почему сей образ предстал в ныне являющейся на свет поэме» (М.Д.)

Особенность гиперболы и литоты заключается в том, что они могут и не принимать форму тропа, а просто выступать как преувеличение или преуменьшение: Раздирает рот зевота шире Мексиканского залива (Вл. Маяковский). Однако чаще гипербола и литота принимают форму различных тропов, причем и автор, и читатель понимают, что эти образные средства неточно отражают действительность.

Как и другие тропы, гипербола и литота могут быть общеязыковыми и индивидуально-авторскими. Есть немало общеязыковых гипербол, которые мы используем в повседневной речи: ожидать целую вечность, на краю земли, всю жизнь мечтать, высокий до неба, испугаться до смерти, задушить в объятиях, любить до безумия. Известны и общеязыковые литоты: ни капли, море по колено, капля в море, рукой подать, глоток воды, кот наплакал и т.п. Эти тропы включаются в эмоционально-экспрессивные средства фразеологии.

Перифраза. К лексическим образным средствам примыкает перифраза (перифраз), которая как составная речевая единица тяготеет к фразеологии. Перифразой (от periphrasis - пересказ) называется описательный оборот, употребляемый вместо какого-либо слова или словосочетания Голуб И.Б. Стилистика русского языка. - М.: АЙРИС-ПРЕСС, 2003.. Перифразы могут быть общеязыковыми и индивидуально-авторскими. Общеязыковые перифразы получают устойчивый характер, фразеологизируются или находятся на пути к фразеологизации (наши меньшие братья, зеленый друг, страна голубых озер). Такие перифразы обычно экспрессивно окрашены.

Еще более выразительны индивидуально-авторские перифразы, они выполняют в речи эстетическую функцию: «Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится вся вдохновенная богом!.. Русь, куда ж несешься ты?» (М.Д.) В таких образных перифразах часто употребляются метафоры, эпитеты, оценочная лексика. Они могут придавать художественной речи самые различные экспрессивные оттенки - от высокой патетики.

Синонимы. Синонимия суть тождество или близость значений разных по звучанию единиц одного языкового уровня (морфем, слов, синтаксических структур) с точки зрения семасиологии. Ономасиология понимает синонимию как общность номинации, т.е. способность разных языковых единиц обозначать одно и то же денотативное содержание: говорить, болтать, лепетать, бормотать обозначает акт говорения.

Многие примеры использования синонимов у Гоголя стали уже хрестоматийными. Открытое почти наугад взятое наугад же учебное пособие М. Петровой «Русский язык. Лексика. Фонетика. Словообразование» даёт пример именно из «Мёртвых душ»: «…Всё небо было совершенно обложено тучами, и пыльная почтовая дорога опрыскалась каплями дождя. Наконец громовой удар раздался в другой раз громче и ближе, и дождь хлынул вдруг как из ведра. Сначала, принявши косое направление, хлестал он в одну сторону кузова кибитки, потом в другую. Потом, изменивши образ нападения и сделавшись совершенно прямым, барабанил прямо в верх его кузова». В данном случае мы наблюдаем пример сочетания идеографической и стилистической синонимии на весьма небольшом участке текста. Прыскать и хлестать совершенно явно различаются словарными конкретизаторами: «падать мелкими капельками» и «бить мощными струями». Слово «хлестать», кроме того, весьма многозначно, слово же «барабанить» попадает в этот синонимический ряд только в контексте. Вероятно также, что употребление этих слов друг за другом помогает избежать повторения какого-либо одного и стилистически организовывает текст. Таким образом, мы можем здесь констатировать наличие семантической функции уточнения динамики образа действия и стилистической функции организации текста.

Другой хрестоматийный пример использования синонимов в «Мёртвых душах» - заголовок книги в кабинете полковника Кошкарёва: «Предуготовительное вступление к теории мышления в их общности, совокупности, сущности и во применении к уразумению органических начал обоюдного раздвоения общественной производительности». Здесь употребление синонимов «общности» и «совокупности» служит для наглядного указания на несуразность такого «научного» языка, который отходит от здравого смысла языка народного и от всякого здравого смысла вообще. Наличие общих сем в словах «предуготовительное» и «вступление» и в словах «обоюдного» и «раздвоения» несёт, по нашему мнению, ту же нагрузку. Безусловно, это стилистический приём утрирования, гиперболизации, а следовательно, данное употребление синонимов несёт в себе функцию эмоциональной оценки.

Очень большим разннобразием словарных конкретизаторов обрастает в «Мёртвых душах» сема «говорить»:

… два русские мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания… «Вишь ты», сказал один другому: «вон какое колесо…» - «Доедет», отвечал другой.

Нейтральность этой фатической беседы не отягощена тавтологиями. Данные синонимы выполняют функции замещения и стилевой организации текста. Также они, видимо, должны подчеркнуть обычность происходящего, на фоне которой контрастом должна проявиться история мёртвых душ.

Размотавши косынку, господин велел подать себе обед… заставил слугу, или полового, рассказывать всякий вздор…; на что половой по обыкновению отвечал…

Здесь явная идеографическая синонимия, преследующая целью уточнить значения глаголов, имеющих общую сему «акт говорения». Слово «велел» обозначает приказание, акт говорения актанта облеченного властью. Рассказывать предполагает наличие в произносимом некоего сюжета и некоторую продолжительность акта. Отвечать предполагает соотнесённость информации, высказываемой в акте говорения, с неким предыдущим актом.

Впрочем приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил…

Пример замещения.

Губернатору намекнул как-то всколзь…

Словарный конкретизатор предполагает наличие в акте говорения некоторой скрытой, ненавязчивой информации.

…ударял по столу крепко рукою, приговаривая…

Оттенок значения, говорящий о том, что речевой акт сопровождает некоторое действие с некоторой периодичностью.

Он тотчас осведомился о них…

Словарный конкретизатор сообщает нам. что в акте говорения содержался вопрос, на который, вероятно. говорящему ответили.

«Павел Иванович!» вскричал он наконец…

Акт говорения производится с громкостю, гораздо больше обычной и несколько внезапно. Семантическая синонимия.

Всё, что мог сделать умный секретарь, было уничтоженье запачканного послужного списка, и на то уже он подвинул начальника не иначе, как состраданием, изобразив ему в живых красках трогательную судьбу несчастного семейства Чичикова…

Контекстуальный фразеологический синоним слова «говорить», означающий эмоциональный акт говорения с элементами эпоса и театрализации.

Он рассуждал и в рассуждении его была видна некоторая сторона справедливости…

Акт говорения (возможно беззвучный), предполагающий коммуникацию Я-Я.

Другой весьма заметно представленный в «Мёртвых душах» синонимический ряд - это синонимы, имеющие общую сему «передвигаться». Динамика изменения значений этих слов особенно хорошо заметна в конце произведения и служит для формирования у читателя правдоподобного ощущения движения: …ехал, зажмуря глаза… - …пустился рысцой… - …расшевелились и понесли как пух легонькую бричку… - …тройка то взлетала на пригорок, то неслась духом с пригорка… - и сам летишь, и всё летит… - …летит с обеих сторон лес… - …кони вихрем, спицы в колёсах смешались в один гладкий круг, только дрогнула дорога… - …и вон она понеслась, понеслась, понеслась!… И вот уже видно вдали, как что-то пылит и сверлит воздух… - …летит мимо всё, что ни есть на земли…

Здесь стилистический и семантический типы синонимиии проявляются в паре. Собственно, глаголы «ехать» и «лететь» не вполне синонимы, но в данном сложном синтаксическом целом проявляют себя именно как синонимы.

Ещё один заметный эпизод с синонимами в «Мёртвых душах» - игра в карты. Изобретаемые картёжниками «синонимы» для масти «пика» («пикенция», «пикендрас», «пичуха») используются автором, вероятно, для того, чтобы показать несуразность, неорганичность речевого мышления этого типа людей (это на фоне восхищения народным «заплатонному»).

Ирония. Понятие «ирония» происходит от греческого слова «eironeia» и означает «притворство». Иначе говоря, это «тонкая, скрытая насмешка; стилистический оборот, фраза, слово, в которых преднамеренно утверждается противоположное тому, что думают о лице или предмете» Большой толковый словарь русского языка. СПб., 2000..

В "Мертвых душах" романтическая ирония в значительной мере определяет своеобразие повествовательной структуры, выражаясь в амбивалентности авторской позиции, которая близка точке зрения романтика-повествователя, но также учитывает позиции пошлых (т.е. антагонистических в системе романтического миропонимания) героев-помещиков, постоянно соотносимые с повествовательской точкой зрения. Одним из способов проявления авторской позиции является одновременное функционирование понятий, отражающих духовные ценности романтизма, как в освященной романтической традицией форме - во вдохновенных пророчествах повествователя, так и в профанированном виде, в репликах и монологах персонажей.

Центральное место в ряду утверждаемых и травестируемых романтических идеалов занимают Богатырство и Национальное.

В изображении каждого из своих героев Гоголь выделяет два плана. Первый - это исконно заложенное в человеке, определяемое его родовой и национальной природой, отсылающее к романтизму высокое начало, потенциально существующее в каждом из действующих лиц поэмы. Второй - это их актуальное состояние, представляющее собой искажение человеческого естества, причина которого - забвение человеческого назначения. В художественном мире "Мертвых душ" оба плана внутри одного образа взаимно отражают и корректируют друг друга, соотносясь между собою и порождая пародийный эффект.

Вера Гоголя в возможность индивидуального возрождения, актуализируемая в читательском сознании при помощи имени главного героя (ср. - апостол Павел), сочетается в "Мертвых душах" с уверенностью в осуществимости возрождения в масштабах всей русской нации. Эта уверенность базируется на факте общенародного подъема во время Отечественной войны 1812 г. Напоминанием о русско-французской войне служат соответствующих сюжетов картины, развешанные в жилищах помещиков и выражающие "тему русского богатырства". При описании полотен Гоголь использует прием иронического снижения идеальных понятий романтизма путем включения их в круг реалий "низкой" действительности. Например, описывая интерьер дома Плюшкина, Гоголь вводит тему войны 1812 г. не только замечанием о "пожелтевшем гравюре какого-то сражения", но и упоминанием зубочистки, также "совершенно пожелтевшей, которою хозяин, может быть, ковырял в зубах своих еще до нашествия на Москву французов".

Аналогичную функцию выполняет и сходным образом строится описание висящего в доме Собакевича портрета Багратиона - того героя, который воплощает в "Мертвых душах" "богатырство" современности.

Еще до сцены посещения Чичиковым Собакевича "греческая" тема заявлена при представлении Маниловым своих детей: Фемистоклюса и Алкида, работа Гоголя по наименованию которых весьма показательна. Использование необычных для русской провинции имен, заимствованных, например, из римской истории, превращенной декабристами в знаковую систему республиканства, было для Гоголя невозможным. В литературном творчестве декабристов обстоятельства истории древнего Рима служили удобными декорациями для подцензурного выражения своей идеологии, и любое "римское" имя внесло бы в художественный мир "Мертвых душ" ненужные республиканские ассоциации7. Взятые же первоначально Менелай и Алкивиад - имена греческие - не обладали в глазах читателей-современников Гоголя подобным значением. Однако, устраняя тираноборческие мотивы, они в то же время недостаточно четко выражали аспект национального богатырства. Поэтому Алкивиад заменяется на Алкида (другое имя Геракла), а Менелай, чьи подвиги в Троянской войне были отчасти обусловлены его личной заинтересованностью, уступает место Фемистоклу - видному полководцу греко-персидских войн, имя которого как раз и было символом борьбы за независимость родины.

Используя полученные в результате кропотливой работы имена греческих героев, Гоголь добивается желаемого эффекта, актуализируя в читательском сознании тему богатырства, которое тут же иронически снижается. Фемистоклюс Манилов - это мальчик семи лет, едва не уронивший за обедом в суп каплю из носа и кусающий за ухо своего брата. Укушенный же Алкид проявляет "мужество", подавляя рыдания, но не от стойкости духа, подобно юным спартанцам, а из опасения лишиться вкусного блюда.

В эпизоде с Ноздревым тема богатырства возникает при чуть было не состоявшейся стычке с Чичиковым. Ноздрев с черешневым чубуком в руке уподобляется Гоголем отчаянному поручику, "которого взбалмошная храбрость уже приобрела такую известность, что дается нарочный приказ держать его за руки во время горячих дел". Романтическая ирония проявляется здесь также в игре повествовательными планами. "Если Ноздрев выразил собою подступившегося под крепость отчаянного, потерявшегося поручика, то крепость, на которую он шел, никак не была похожа на неприступную. Напротив, крепость чувствовала такой страх, что душа ее спряталась в самые пятки". Воображаемая картина сражения рассеивается, оставляя после себя на сцене повздоривших героев. Пошлые персонажи поэмы оказываются комическими двойниками повествователя, профанируя свойственное ему стремление к сравнительно-сопоставительной дифференциации русского национального характера среди других типов менталитета. Подобно повествователю, упрекающему "читателей высшего общества" за предпочтение "порядочному русскому слову" иноязычных ("по-французски в нос и картавя, по-английски произнесут, как следует птице, и даже физиономию сделают птичью... а вот только русским ничем не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя на даче избу в русском вкусе"), ревнителем чистоты нации оказывается Чичиков, возмущенный поведением Ноздрева на балу. Причем Гоголь воспроизводит в высказывании героя структуру повествовательского монолога: от конкретной ситуации Чичиков восходит к обобщениям национального масштаба. "Кричат: "Бал, бал, веселость!" - просто дрянь бал, не в русском духе, не в русской натуре... Все из обезьянства, все из обезьянства! Что француз в сорок лет такой же ребенок, каким был и в пятнадцать, так вот давай же и мы! нет, право... после всякого бала точно как будто какой грех сделал".

Русофильство Собакевича отчасти скомпрометировано авторским упоминанием о том, что помещик принадлежит к числу владельцев изб в русском вкусе, который не есть отражение национальной самобытности домовладельца, а проявляется лишь как искажение замыслов архитектора, намеревающегося выстроить "дом вроде тех, как у нас строят для... немецких колонистов".

Тенденция изображения раздробленной телесности, с одной стороны, и гастрономическая - субстанциальная для Собакевича - сфера, с другой стороны, совмещаясь в монологе героя, трансформируют возвеличивание повествователем свойств русского национального характера в прославление персонажем русских желудков. "Это все выдумали доктора немцы да французы... Выдумали диету, лечить голодом! Что у них немецкая жидкостная натура, так они воображают, что и с русским желудком сладят!" (с.98). Негодование Собакевича по поводу западного просвещения, сводимого персонажем исключительно к разного рода ограничениям в еде ("просвещенье, просвещенье, а это просвещенье - фук!.. У меня не так. У меня когда свинина - всю свинью давай на стол", является далеким отголоском повествовательской негативной иронической характеристики просвещения, также включающей гастрономический аспект. "Как в просвещенной Европе, так и в просвещенной России есть теперь весьма много почтенных людей, которые без того не могут покушать в трактире, чтоб не поговорить со слугою, а иногда даже забавно пошутить над ним".

Пародийным носителем идеи национального самоопределения выступает в "Мертвых душах" и кучер Чичикова Селифан, разрешающий проблему особенностей русского менталитета на своем "профессиональном" уровне, анализируя и оценивая поведение лошадей. "Ты знай свое дело, панталонник ты немецкий! Гнедой - почтенный конь, он сполняет свой долг... и Заседатель тож хороший конь... Ты, дурак, слушай, коли говорят!.. У, варвар! Бонапарт ты проклятый!.. Ты думаешь, что скроешь свое поведение. Нет, ты живи по правде, когда хочешь, чтобы тебе оказывали почтение" (с.38-39). Уклонение от выполнения своих обязанностей определяется Селифаном как проявление чуждого (варвар), немецкого (панталонник) и французского (Бонапарт) типов национального характера в противовес истинному ("живи по правде") русскому, как это следует из контекста монолога кучера.

Отмеченное выше переосмысление важнейших ценностных приоритетов романтического мировоззрения, носящее системный характер, сочетается с частными, эпизодическими явлениями того же порядка. Например, в эпизоде с Ноздревым, демонстрирующим свои владения, пародируется максимальный охват пространства в романтическом пейзаже: "Вот граница! - сказал Ноздрев. - Все, что ни видишь по эту сторону, все это мое, и даже по ту сторону, весь этот лес, который вон синеет, и все, что за лесом, все мое". Все подобные эпизоды создают в "Мертвых душах" второй, пародийный план, не менее существенный для Гоголя, чем первый, связанный с апофеозом романтических ценностей в монологах повествователя.

Гоголь в “Мертвых душах”, как и в “Ревизоре”, создает абсурдный художественный мир, в котором люди утрачивают свою человеческую сущность, превращаются в пародию на возможности, заложенные в них природой.

Стремясь обнаружить в персонажах признаки омертвения, утрату одухотворенности (души), Гоголь прибегает к использованию предметно-бытовой детализации. Каждый помещик окружен множеством предметов, способных его характеризовать.

Детали, связанные с определенными персонажами, не только живут автономно, но и “складываются” в своего рода мотивы. Например, с Плюшкиным связан мотив запустения, гниения, омертвения, деградации, в результате нагнетания которого возникает гротескный метафорический образ “прорехи на человечестве”. С Маниловым - мотив переслащенности, создающий своего рода пародию на героя сентиментальных романов.

Положение в галерее образов помещиков тоже характеризует каждого из них. Распространено мнение, что каждый последующий помещик “мертвее” предыдущего, то есть, по словам Гоголя, “следуют у меня герои один пошлее другого”. Но именно ли это имел в виду Гоголь? Является ли Плюшкин наихудшим из всех? Ведь это единственный герой, у которого есть предыстория, лишь на его лице мелькнуло подобие жизни, “вдруг скользнул какой-то теплый луч, выразилось не чувство, а какое-то бледное отражение чувства”.

Поэтому нельзя судить о Плюшкине как о наихудшем - просто сама мера пошлости к шестой главе становится нестерпимой.

Шестую главу Ю. Манн считает переломной. Эволюция Плюшкина вводит в поэму тему изменения к худшему. Ведь Плюшкин - единственный некогда “живой” - предстает в самом омерзительном обличье мертвой души. Именно с этим образом связано лирическое отступление в шестой главе о пламенном юноше, который “отскочил бы с ужасом, если бы показали ему его же портрет в старости”. Поэтому шестую главу мы можем назвать кульминационной в поэме: представляя трагическую для Гоголя тему изменения к худшему, она и завершает сюжет путешествия, ведь Плюшкин - последний из помещиков, кого посетил Чичиков.

Итак, сюжет путешествия исчерпан, но в поэме еще есть пять глав: следовательно, в основе произведения лежит еще какой-то сюжет. Таким сюжетом, с точки зрения Ю. Манна, оказывается миражная интрига.

В самом деле, цель путешествия Чичикова миражна в самом прямом смысле слова: он покупает “один неосязаемый чувствами звук”. Завязка миражной интриги происходит во время разговора с Маниловым, когда странный гость предлагает хозяину “негоцию”. В этот момент проясняется цель путешествия Чичикова. Покупка “мертвых”, которые, впрочем, значились бы по ревизии как живые” (“Ревизская сказка, - по В. Далю, - список, перепись или именная роспись всех наличных жителей окладных сословий. Ревизская душа, мужская, записанная по переписи душа, хотя бы записанный и умер после”), предпринимается героем для совершения мошенничества на законном основании: он хочет не только приобрести вес в обществе, но и заложить свою странную покупку в опекунский совет, то есть получить деньги. В сущности, путешествие Чичикова - бесконечная погоня за миражем, за пустотой, за ушедшими из жизни людьми, - за тем, что не может быть в воле человеческой.

И по законам гоголевского художественного мира мираж начинает материализоваться, обретать реальные черты. Чем больше мертвых скупает Чичиков, тем все весомее оказывается его покупка: мертвые души оживают, становятся реальностью, начинают жить своей жизнью как бы вопреки воле хозяина и незаметно для него и других. В самом деле, зачем Собакевич начинает расхваливать своих умерших крестьян и говорит полную бессмыслицу: “Другой мошенник обманет вас, продаст вам дрянь, а не души; а у меня что ядреный орех, все на отбор”. Хочет ли он, расписывая достоинства каретника Михеева, плотника Степана Пробки, сапожника Максима Телятникова, кирпичника Милушкина, просто обмануть Чичикова? Но ведь это невозможно, оба прекрасно понимают, что их просто нет и все их качества в прошлом. Дело скорее не в обмане, а в непреднамеренности Собакевича: точно так же он будет описывать достоинства своих крестьян и в городе, уже после совершения купчей крепости, когда никакой обман уже не понадобится: купленные Чичиковым мертвые души становятся на наших глазах живыми, и помещики говорят о них как о живых.

“Оживают” купленные крестьяне и в начале седьмой главы, когда Чичиков составляет документы для совершения купчей крепости, и “странное, непонятное ему самому чувство овладело им”. “Казалось, как будто мужики еще вчера были живы”. Автор как бы перехватывает внутренний монолог своего героя, рассказывает о судьбе крестьян, в которых воплотились все стороны русского народного характера.

К началу седьмой главы сюжет путешествия исчерпывается - Чичиков приезжает в город для оформления купчей. Этот момент, счастливая развязка сюжета путешествия, оказывается кульминацией миражной интриги: мираж, в погоню за которым был устремлен Чичиков, материализуется юридически, герой становится херсонским помещиком и сам забывает о том, “что души не совсем настоящие”. Пустота, фикция, скупаемая Чичиковым, получает полновесный юридический статус! Он начинает жить своей жизнью, рождает в городе множество слухов, обрастает все более и более правдоподобными подробностями. Крестьяне, купленные без земли, оказывается, покупаются на вывод в Херсонскую губернию; там есть река и пруд; отмечая покупку, пили за благоденствие крестьян и счастливое их переселение; по возвращении Чичикова Селифан получает кое-какие хозяйственные приказания: “собрать всех вновь переселившихся мужиков, чтобы сделать всем лично поголовную перекличку”.

И в тот момент, когда герой сам забывает о характере своей “негоции”, в городе появляются Ноздрев и Коробочка, которые разбивают хрустальный мираж Чичикова. Но разбившись, мираж, подобно осыпающемуся зеркалу, образует множество осколков, в которых отражается в искаженном свете его творец - Чичиков. Он в суждениях жителей города оказывается миллионщиком, делателем фальшивых ассигнаций, похитителем губернаторской дочки, Наполеоном, бежавшим с острова, капитаном Копейкиным.