Владыка пимен. Митрополит Питирим

При Патриархе на Рождество и на Пасху выходил домашний журнал, и каждый должен был писать статью. Когда Патриарх возвращался со службы и садился за стол разговляться, слева от него лежал новый выпуск журнала. Надо сказать, что подготовка этого номера была делом довольно мучительным: Рождество, последние отметки учащихся, отчеты учащих. Все делалось наспех. Леня, выпускающий редактор, торопил, Марья Петровна, машинистка, жаловалась: «Ну, как же? Опять ночью печатать? Опять я на службу не пойду?» Но тем не менее каждый праздник свежий номер журнала лежал на столе. Однажды о. Пимен так и не успел написать статью. Однако в журнале статья его все же была. Она называлась: «Почему я не написал статью?» Это было, наверное, самое увлекательное из всего того, что там было. Там описывались все события лаврской жизни.

У нас дома на 8 марта всегда пекли пироги - это был день именин нашей старшей сестры Анны Владимировны. Пимен приходил и говорил: «В 8 марта я не верующий, но пироги люблю».

Он был большой меломан и имел колоссальную, богатейшую коллекцию пластинок. Это были черные, большие пластинки. Добывал он невероятные вещи, знал все московские ходы и выходы по этой части. У него был хороший приемник, у меня - тоже. Случалось так: звонил он мне: «Батюшка! Откройте следованную Псалтирь на 537-й странице!» Это значило: передают классическую музыку, так что включай диапазон и ищи 537-ю волну.

Академические и лаврские предания

XVIII век был очень беден собственно русской богословской литературой. Переводили с латыни - католических авторов, с немецкого - протестантских, редактируя их под наше православное учение. Но с начала XIX века, с выходом на церковную работу архимандрита, впоследствии митрополита Филарета (Дроздова), возникло новое направление богословской мысли. Он не был кабинетным ученым, он был иерархом. Но каждая его проповедь была богословским исследованием. Как вспоминали современники, близко знавшие его, каждую проповедь он писал гусиным пером, она занимала целую тетрадку, но произносил он лишь небольшую ее часть. Те, кто его слушал, вдохновлялись его необычайно красивым слогом. Ему мы обязаны и созданием Московской Духовной Академии, и переводом Библии на понятный русский язык, но более всего - как молитвеннику и мудрому наставнику. Сотни священников вышли из под его руки и десятки епископов вспоминали его как духоносного старца.

Его стиль, отточенный в богословских произведениях, проявился и в его письмах, и в отдельных резолюциях. Те, кто занимаются церковной работой, просто изучают слог, которым были написаны обычные консисторские бумаги, постановления о том или ином священнике. Список его трудов велик - одни только консисторские резолюции занимают пять крупных томов. Он был наставником не только для церковных людей, но и для власти, и освобождение крестьян связано непосредственно с его именем: он писал государю манифест о прекращении крепостного права на Руси. Современники называли его Филаретом Мудрым. Кроме того, он был аскетом, высокой духовной жизни подвижником. Император Николай I говорил: «Пока у меня в Москве Филарет "Мудрый", а в Киеве Филарет "Милостивый" - я за державу спокоен».

Филарет Мудрый был человек очень живой, с хорошим, острым юмором. Однажды некоему сановнику, с которым вел переписку, он сказал: «Ваше Высокопревосходительство! Вы почтовое ведомство уважаете больше, нежели митрополита Московского». Тот выразил недоумение. И тогда Филарет показал ему: конверт был подписан каллиграфическим почерком, а письмо написано скорописью так, что с трудом можно разобрать.

Телесно он был слаб - настолько, что в последние годы совершал богослужение в совсем тонких, облегченных облачениях, а кроме того снимал с себя все лишнее: и дорогие архиерейские, из камешков, четки, и даже карманные часы - немощь тела была настолько велика, что ему не под силу было нести даже эти малые предметы. Однажды, когда он был уже смертельно болен, во сне увидел он своего отца, коломенского протоиерея, о. Михаила, и тот сказал ему: «Блюди 19-е число». Каждое 19-е число месяца митрополит Филарет проводил в особом молитвенном уединении и за богослужением. 19 ноября 1867 г. он уже был настолько немощен, что не мог совершить литургию, причастился Святых Христовых тайн и скончался. К его могиле люди всегда приходили за благословением.

Митрополиту Филарету принадлежит молитва, которая так и известна как «Молитва Филарета, святителя Московского». Она, может быть, непривычна для нас по языку, но так близка по духовному содержанию!

«Господи! Не знаю, чего мне просить у Тебя. Ты один ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня паче, нежели я умею любить Тебя. Отче, даждь рабу Твоему, чего я сам и просить не умею. Не дерзаю просить ни креста, ни утешения, только предстою пред Тобою. Сердце мое отверсто, ты зриши нужды, которых я не зрю. Зри, и сотвори со мною по милости Твоей, порази и исцели, низложи и подыми меня. Благоговею и безмолвствую пред святою Твоею волею и непостижимыми для меня Твоими судьбами. Приношу себя в жертву Тебе, предаюсь Тебе. Нет у меня желания кроме желания исполнить волю Твою. Научи меня молиться и Сам во мне молись. Аминь».

Митрополит Филарет повернул наши Духовные школы к творческому поиску корней. Московская и Петербургская Духовные Академии стали выпускать переводы святых отцов и начало развиваться наше собственное богословие. Одним из первых его представителей стал протоиерей Александр Васильевич Горский - друг и духовный поверенный митрополита Филарета. Он подготовил целую плеяду блестящих богословов Московской Духовной Академии, которым в качестве поощрения за успехи к фамилии прибавлялась его фамилия - Горский (или же - Платонов, в честь митрополита Платона (Левшина)). В течение полувека - со смерти митрополита Филарета до 1917 года наша богословская школа дала такой взлет, что повлияла на развитие богословской мысли на Западе.

Митрополит Московский Макарий (Невский) - знаменитый алтайский миссионер. Молодым монахом был послан на Алтай, создал там Православную Церковь, составил словарь местного наречия, снабдил его азбукой. За высокие заслуги его вызвали на древнейшую московскую кафедру. Это был старец святой жизни. Очень интересно, что уже в годы Советской власти в Николо-Угрешском монастыре, где он был погребен, добились разрешения перенести его останки в Троице-Сергиеву лавру, и останки эти были почти нетленные.

О нем рассказывали такие забавные истории. Он был очень популярен, очень близок к народу. В день памяти Преподобного Сергия в Лавру наезжали самые высокие государственные чины, масса духовенства, и там бывал торжественный обед. Раз спохватились - а митрополита, который считался почетным настоятелем Лавры, нигде нет. Бог ты мой, куда пропал? Келейник с ног сбился, обыскал все комнаты, покои - нет. Стали искать во дворе и видят: сидит он на ступенях колокольни с богомолками и поет с ними духовные песни, которые обычно поет народ. Миссионерская практика настолько вошла у него в привычку, что он не оставлял ее и на высоком посту митрополита Московского.

Мне всегда очень хотелось побывать в Таганроге. Там есть могила афонского старца Михаила, прах которого еще до революции был перевезен на военном корабле в сопровождении двух военных фрегатов. Никаких видимых причин для этого не было: поэтому предание связывает этот факт с таинственной кончиной императора Александра I. О старце Феодоре Кузмиче знают все, это же предание известно меньше. Однако можно предположить, что при крупной политической интриге двойников может быть и несколько. Примечательно и то, что вдовствующая императрица Елизавета Алексеевна даже не простилась с привезенными из Таганрога останками царственного супруга, и никогда не была на его могиле. О чем-то это говорит.

Был у меня знакомый искусствовед, который был знаком с братом барона Врангеля, тоже искусствоведом. Он рассказывал, что в начале века брат-искусствовед через брата-генерала пытался воздействовать на Николая II, чтобы как-то расследовать таганрогскую историю, покопаться в архивах. А государь император ответил: «Пусть он оставит эти замыслы. В нашей семье много такого, о чем никто даже не догадывается».

Павел Александрович Флоренский был личностью, совершенно потрясающей по своим природным дарованиям. Не было области, в которой он не был бы профессионально высок: от исследований санскрита до чтения курса электростатических постоянных в Бауманском училище - он везде был велик. Его экскурсы в область филологии касались даже нашего обыденного языка: он видел те оттенки значений, которые мы не замечаем. Его называли русским Леонардо да Винчи. В письмах, написанных из заключения, он, человек, обреченный на смерть, пишет о философских идеях и технологических решениях тех проблем, которые тогда стояли перед нашей наукой. Поскольку он был репрессирован, его не разрешалось цитировать, на него нельзя было ссылаться, но тем не менее мы собрали в рукописях его наследие и опубликовали в церковных изданиях.

Он был совершенно удивительным человеком. Нашему поколению посчастливилось застать в живых его вдову, иметь дружбу с его детьми. Мои друзья старшего поколения учились у него и вспоминали, в частности, очень милую домашнюю сценку. Семья Флоренского жила в маленьком доме в Сергиевом Посаде, он сидел там со своими рукописями, о чем-то думал, и вдруг заплакал ребенок, его маленький сынишка. Флоренский выскочил и спросил у своей матушки, что с малышом. «Да ничего, - ответила она, - не беспокойся! Просто мы с ним играли, я взяла плюшевого медведя и стала его им пугать. Я говорю ему: он не укусит». Флоренский серьезно спросил: «А он правда не укусит?»

Есть замечательная картина Нестерова «Философы», на которой изображены Флоренский и Булгаков. О. Сергий Булгаков тоже был личностью «непроизносимой». Отход от марксистских позиций не прощался в те года никогда, а он просто понял, что марксистская концепция, даже экономическая, не говоря уж о философской, - просто несостоятельна, - и спокойно перешел в русло идеалистического объяснения экономической теории. Кроме того, выехав во Францию, он создал в Париже Свято-Сергиевский богословский институт, - так что для Советской власти он был «врагом № 1». У него есть блестящая работа «Два града». За эту книгу 10 лет без права переписки было обеспечено, поэтому мы читали ее тайком даже от своих товарищей. А сейчас обсуждаются его философские и богословские взгляды, несколько лет тому назад в университете мы провели семинар «Булгаков как экономист». Понять его богословскую концепцию не каждому дано. Очень хорошо сказал некогда Константинопольский архиепископ Григорий Богослов: «Богословствовать может не каждый. И во всяком случае, не тот, кто пресмыкается по земле».

Был я знаком с дочерью Василия Васильевича Розанова. Она рассказывала, что ее родители предпочитали не делать в квартире ремонт, а нанимать новую квартиру и поэтому из детства она лучше всего запомнила, как воз, нагруженный их домашним скарбом, грохочет по булыжной мостовой. Родители ее говорили, что так, по крайней мере, собираться и распаковываться приходится один раз, а не два.

Преподаватели Академии всегда жили бедно. Патриарх рассказывал, что, когда у Василия Осиповича Ключевского спросили, почему он ездит в поезде в третьем классе, он ответил: «Потому что нет четвертого». Студенты потешались над тем, что он всегда приезжал со стопкой книг. «Это что, все - нам?» - спрашивали его. «Нет. Это все - в переплет». Лаврские переплетные мастерские были дешевле, чем в Москве. И всегда у него в руках была стопка книг. Говорили даже, что у него руки стали длиннее с тех пор, как он стал ездить в Посад. Но конечно, когда он приезжал, слушать его сбегались все.

В старое время посещение лекций было свободным. Поэтому, когда лектор читал хорошо, народу собиралось много, а если лекции были скучными, ходил дежурный студент, все тщательно записывал за профессором. Потом все складывали и получался курс лекций. Причем профессор иной раз читал одну тему весь год. А сдавать экзамен нужно было по всему курсу. Поэтому студентам приходилось много читать. И вот, профессор заходит в аудиторию, там сидит один студент и читает, заткнув уши. «Милостивый государь, почему вы заткнули уши?» - спрашивает профессор. - «Я не могу читать, когда мне мешают» - ответил студент.

Еще один анекдот о чтении. В начале года к студентам приходит новый преподаватель и спрашивает студентов: «Господа, что вы делаете утром?» - «Читаем» - угрюмым гулом отвечают студенты. - «Прекрасно! Превосходно! А что же вы делаете днем?» - «Читаем» - раздается в ответ. -«Ммм-да... Похвально, похвально! Ну а вечером?» - «Читаем» - «Господа! - не выдерживает профессор. - Когда же вы думаете?»

Был тогда у нас в Академии замечательный профессор Тареев. Очень интересный человек, глубоко православный, но смелых взглядов, а потому всегда вызывавший чувство настороженности и критику со стороны как коллег, так и студентов.

Преподаватель он был великолепный, а лекции читал ужасно: приносил тетрадочку и дудел по ней, так что студенты разбегались. Как-то раз после очередной его лекции прогрессивного характера о возрождении самодеятельности приходов, инициативы верующих (у него были очень интересные материалы на этот счет), выходит он из аудитории, за ним - студенты, вдруг опережает его иеромонах строгой жизни, и бросает ему: «Суда Божия не избежишь!» Студент - профессору! Мне это рассказывали как факт.

До революции Духовных Академий было четыре и ходила такая шутка. В Киевской - влияние Запада, там все иезуиты. В Казанской готовят миссионеров - им ехать на край света, они все пьяницы. В Петербургской - столичной - все карьеристы, дипломаты. Ну а Московская благополучно совмещает недостатки всех предыдущих.

Различные торжества посадское духовенство отмечало скромно - обычно собирались у какой-нибудь благочестивой вдовы из военных, купчих (такие часто «подкармливали» священнослужителей), устраивали чай. Однажды за чаем в «благочестивом собрании» одна дама рассуждала о том, что мечтает о монашестве, но что, вот, ей надо еще устроить такие-то и такие мирские дела (выдать замуж племянницу и т.п.). Будущий священномученик Иларион («Володя Троицкий», как называл его Патриарх) молча мешал ложечкой чай, а потом, ни к кому не обращаясь, произнес: «Богу подержанных вещей не надо!»

Вечером ворота Лавры закрывались, и те, кто не успел вернуться, проникали внутрь как могли. Рассказывали такой анекдот. Ночью в холод стоит перед воротами семинарист-первокурсник, весь дрожит, и жалобно просит привратника: «Отец, пусти! Озяб я совсем, ноги заледенели!» - «Ничего, постой, поучись!» Через некоторое время идет старшекурсник, - подходит решительным шагом, по-хозяйски стучит в ворота. - «Кто идет?» - «Полтинник!» А в мое инспекторство один из известных ныне протоиереев - тогда долговязый студент - после отбоя взобрался в окно по водосточной трубе.

Епископ Никанор, любимый ученик святителя Филарета, как-то раз приехал в Москву. При встрече митрополит Филарет спросил, где он остановился. Никанор ответил, что в номерах. Святитель неодобрительно покачал головой и сказал: «Это плохо». «Вечером - вспоминал епископ Никанор, - я понял всю мудрость и проницательность Владыки: рядом со мной в номере остановились господа офицеры. С наступлением вечера к ним начали впархивать некие особы, с которыми они устраивали бессловесные или малословесные "конференции"». «Конференциями» в старой школе назывались некие подобия годичных студенческих отчетов.

Митрополит Нестор (Анисимов) рассказывал, что одно время, в бытность его на Камчатке, у него был храм, за порядком в котором ему в значительной мере самому приходилось следить, потому что сторож Захар был пьяница, и всегда надо было проверять, все ли как надо. Однажды вечером владыка Нестор услышал, что из храма доносятся какие-то стоны. Отправился узнать, в чем дело. Заходит в храм и видит: Захар лежит ничком и причитает: «Господи! Прости Ты меня, раба Твоего, Захара, грешного, непотребного... Зде лежащего и повсюду православного!» При всем комизме ситуации в молитве пьяного сторожа скрыт глубокий смысл: хотя и грешный человек, но все же не отчаивается: грешный, но Божий.

Хотя сама картина осталась неоконченной, в качестве эскизов к ней Корин создал целую галерею портретов церковных лидеров. Он обладал очень ярким талантом, в личности портретируемого выделял самые характерные и в то же время неожиданные черты. Так, митрополита Трифона (Туркестанова) он изобразил в состоянии напряженной сосредоточенности духа, какая была свойственна ему только во время богослужения и молитвы. А вот коринский набросок портрета Патриарха самому Патриарху не понравился - «одноглазый какой-то».

Митрополит Филарет «Милостивый» (Амфитеатров) имел огромное келейное правило, - я по молодости попробовал вычитывать его, но не осилил. Однажды он, выезжая из Киево-Печерской лавры, дочитывал правило в карете. Едет, читает, и вдруг видит: на дереве, на суку сидит юродивый Феофил с большой книгой и что-то читает. «Раб Божий, - окликнул его Филарет, - ты что там делаешь?» - «Да правило в келье вычитать не успел - вот на суку и дочитываю» - ответил Феофил. Мне тоже в силу занятости нередко приходится следовать этому совету - читать правило в машине или в самолете.

08 / 12 / 2005

В рамках прошедших недавно в Саратове состоялась презентация второго тома дневников архиепископа Саратовского и Вольского Пимена (Хмелевского). Первый вышел три года назад - в нем содержатся заметки архипастыря о его пребывании на Святой Земле в качестве начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Второй том знакомит читателя с дневниковыми записями и уникальными архивными документами «лаврского периода» владыки, датируемых 1957-1964 годами, - временем, когда архиепископ Пимен был архимандритом и наместником .

Архиепископ Саратовский и Вольский Пимен (Хмелевской) возглавлял Саратовскую кафедру с 1965 по 1993 годы. Но до сих пор в епархии сохраняется самая добрая память о нем. Умнейший, образованнейший человек, большой знаток искусства - классической музыки, живописи, литературы, он дружил и общался с совершенно разными людьми. В числе его собеседников и адресатов были Мстислав Ростропович, Галина Вишневская, Бенджамин Бриттен, Илья Глазунов, Анастасия Цветаева, Николай Бенуа, Корней Чуковский, многие и многие пастыри и архипастыри Русской Православной Церкви, Поместных Церквей.

Владыка родился в 1923 году в Смоленске, стал насельником Жировицкого монастыря в 20 лет. В 1944 году принял монашество. Он учился в Минской духовной семинарии, а затем в Московской духовной академии, преподавал в МДАиС. В 1955 году патриарх Алексий I (Симанский) направил его в Иерусалим - здесь владыка исполнял послушание начальника Русской Духовной Миссии около двух лет. Об этом - первый том дневников архиепископа Пимена. Трогательные и живые рассказы о жизни на Святой Земле проиллюстрированы уникальными фотографиями, многие из которых были сделаны самим владыкой. Иерусалимские дневники показывают, каким живым, радостным, интересным человеком был архимандрит Пимен (Хмелевской).

В ноябре 1957 года он был назначен наместником Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, сменив на этой должности будущего патриарха Пимена (Извекова) - владыку Пимена даже называли в свое время Пименом «младшим». Именно датой получения указа о назначении открываются его лаврские дневники: «12 ноября. Получил Указ Патриарха о назначении меня наместником. А архимандрита Пимена посвящают в епископа Балтского. Сразу свалилось на меня много дел, мыслей и замыслов…».

«Много дел, мыслей и замыслов», пожалуй, мешали новому наместнику Лавры вести настолько подробный дневник, как в Иерусалиме, - собственно сам корпус записей владыки чрезвычайно скромен по объему: чаще всего это фиксация каких-то внешних событий из жизни Церкви и обители преподобного Сергия, фотографии того периода. Но второй том дневников - это уникальный документ эпохи: здесь содержатся всевозможные материалы о том, как восстанавливалась Лавра после ее «передачи в бессрочное и бесплатное пользование Московской Патриархии» в августе 1956 года, с какими трудностями приходилось сталкиваться архимандриту Пимену и братии монастыря.

С 1920 года, после Ленинского декрета, в стенах древнего монастыря проживали обычные люди - более тысячи человек. Все пригодные для жилья помещения, в том числе и храмы, были превращены в коммунальные квартиры. В 1956 году горожанам пришлось уходить из стен Лавры - специально для них на церковные средства строились кирпичные дома в Загорске. И на плечи архимандрита Пимена легла вся тяжесть организационных моментов, связанных с этим «великим переездом». Ему приходилось каждое свое действие согласовывать с Загорским государственным историко-художественным музеем-заповедником, в ведении которого находилась Лавра. Дело доходило даже до составления документов такого содержания: «покорнейше прошу дать Ваше согласие на следующие мероприятия: Перенести помойный ящик на 2 метра в западную сторону с установкой его по линии асфальтовой отмостки...». Переписка с музеем - одна из страниц дневника владыки.

Помимо всего прочего, при весьма неблагоприятных для Церкви отношениях с Советским государством, которое возглавлял Никита Хрущев, вознамерившийся в обозримом будущем показать по телевизору последнего попа, архимандрит Пимен смог осуществить масштабные ремонтно-восстановительные работы в Лавре. О том, что удалось сделать, красноречиво свидетельствует сравнительный фотоальбом отреставрированных зданий обители (до и после реконструкции), помещенный в книге.

Юго-западный фасад Духовской церкви до и после реставрации

Внутренний вид Восточной стены до и после реставрации

Несмотря на то, что Троице-Сергиева Лавра на самом деле являлась своеобразным заповедником веры и витриной для показа иностранцам конституционно зафиксированной свободы совести в СССР, власти все равно требовали закрыть Троицкий собор, запрещали прописку новых насельников в Лавре, арестовывали паломников. В своем дневнике от 19 марта 1961 года архимандрит Пимен пишет: «Вчера вечером и утром за ранней обедней арестовывали верующих в храме. Были вопли и плач. Иностранцы видели, как ко мне бежали прихожане с воплями». Однажды потребовали немедленно выселить из Лавры иеромонаха Филарета (Вахромеева) - заступничество архимандрита Пимена спасло от выселения будущего митрополита Минского и Слуцкого, Патриаршего Экзарха всея Белоруссии. В этом смысле любопытное чтение представляет собой переписка с милицией, прокуратурой и городской администрацией, размещенная в разделе «Архивные материалы».

Второй том дневников владыки Пимена (Хмелевского), однако, не только документ противостояния Церкви и атеистического государства. Это еще и свидетельство о духовной жизни архипастыря. Саратовский историк и биограф архиепископа Пимена Валерий Теплов рассказал «Татьянину дню» о том, что в архивах Саратовского епархиального управления и Троице-Сергиевой Лавры им были обнаружены уникальные материалы, которые вошли в новую книгу. Они самым наглядным образом дополняют портрет личности.

В личном деле архимандрита Пимена из фондов МДАиС были обнаружены неопубликованные тезисы его магистерской диссертации «Новозаветные образы в русском изобразительном искусстве». Они публикуются впервые и позволяют судить о масштабе и глубине замысла этой незавершенной работы, которая должна была отразить краткую историю и характерные черты всего того, что за последнее тысячелетие мастера русской кисти принесли на алтарь Христов. Духовные труды архимандрита Пимена вполне отражает «Перечень лиц, постриженных Наместником Троице-Сергиевой Лавры архимандритом Пименом (Хмелевским) в 1958-1964 годах» в количестве 64 человек. Среди этих воинов Христовых 3 марта 1961 года отцом Пименом был пострижен в монашество будущий Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. По приглашению архимандрита Пимена служил в Лавре прославленный ныне в лике святых епископ-исповедник Афанасий (Сахаров), с которым они общались вплоть до кончины святителя.

Валерию Теплову удалось установить, что именно архимандрит Пимен в 1959 году совершил отпевание священника Павла Флоренского, расстрелянного в 1937 году. Случилось это по личной просьбе его вдовы Анны Михайловны Флоренской. Первую заупокойную службу по отцу Павлу наместник Лавры служил в Трапезном храме поздно вечером при закрытых дверях и в отсутствии народа - присутствовали лишь родные отца Павла и келейник наместника Лавры.

В книге, выпущенной издательством Саратовской епархии, есть еще множество уникальных материалов. Обо всех них рассказать не получится - нужно просто взять том лаврских дневников архиепископа Пимена в руки и начать читать. Перед взором внимательного читателя встанет и картина эпохи, и портрет владыки.

В будущем ожидается издание третьего тома дневников архиепископа Пимена, которые посвящены времени его пребывания на Саратовской кафедре с 1965 по 1993 год. Без сомнения, эта книга также станет бесценным историческим документом эпохи, но при этом останется и портретом христианина, пастыря, который совершал свое служение в труднейшее для Церкви время.

Фотографии - из второго тома дневников архиепископа Пимена (Хмелевского):

Пимен (Хмелевской), архиепископ Саратовский и Вольский. Дневники. Свято-Троицкая Сергиева Лавра: 1957-1964. Саратов: Изд-во Саратовской митрополии, 2011. 574 с.

Лаврский дневник архиепископа Пимена (Хмелевского) – документ эпохи

В рамках прошедших недавно в Саратове Пименовских чтений состоялась презентация второго тома дневников архиепископа Саратовского и Вольского Пимена (Хмелевского). Первый вышел три года назад - в нем содержатся заметки архипастыря о его пребывании на Святой Земле в качестве начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Второй том знакомит читателя с дневниковыми записями и уникальными архивными документами «лаврского периода» владыки, датируемых 1957-1964 годами, - временем, когда архиепископ Пимен был архимандритом и наместником Свято-Троцкой Сергиевой Лавры

Архиепископ Саратовский и Вольский Пимен (Хмелевской) возглавлял Саратовскую кафедру с 1965 по 1993 годы. Но до сих пор в епархии сохраняется самая добрая память о нем. Умнейший, образованнейший человек, большой знаток искусства - классической музыки, живописи, литературы, он дружил и общался с совершенно разными людьми. В числе его собеседников и адресатов были Мстислав Ростропович, Галина Вишневская, Бенджамин Бриттен, Илья Глазунов, Анастасия Цветаева, Николай Бенуа, Корней Чуковский, многие и многие пастыри и архипастыри Русской Православной Церкви, Поместных Церквей.

Владыка родился в 1923 году в Смоленске, стал насельником Жировицкого монастыря в 20 лет. В 1944 году принял монашество. Он учился в Минской духовной семинарии, а затем в Московской духовной академии, преподавал в МДАиС. В 1955 году патриарх Алексий I (Симанский) направил его в Иерусалим - здесь владыка исполнял послушание начальника Русской Духовной Миссии около двух лет. Об этом - первый том дневников архиепископа Пимена. Трогательные и живые рассказы о жизни на Святой Земле проиллюстрированы уникальными фотографиями, многие из которых были сделаны самим владыкой. Иерусалимские дневники показывают, каким живым, радостным, интересным человеком был архимандрит Пимен (Хмелевской).

В ноябре 1957 года он был назначен наместником Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, сменив на этой должности будущего патриарха Пимена (Извекова) - владыку Пимена даже называли в свое время Пименом «младшим». Именно датой получения указа о назначении открываются его лаврские дневники: «12 ноября. Получил Указ Патриарха о назначении меня наместником. А архимандрита Пимена посвящают в епископа Балтского. Сразу свалилось на меня много дел, мыслей и замыслов…».

«Много дел, мыслей и замыслов», пожалуй, мешали новому наместнику Лавры вести настолько подробный дневник, как в Иерусалиме, - собственно сам корпус записей владыки чрезвычайно скромен по объему: чаще всего это фиксация каких-то внешних событий из жизни Церкви и обители преподобного Сергия, фотографии того периода. Но второй том дневников - это уникальный документ эпохи: здесь содержатся всевозможные материалы о том, как восстанавливалась Лавра после ее «передачи в бессрочное и бесплатное пользование Московской Патриархии» в августе 1956 года, с какими трудностями приходилось сталкиваться архимандриту Пимену и братии монастыря.

С 1920 года, после Ленинского декрета, в стенах древнего монастыря проживали обычные люди - более тысячи человек. Все пригодные для жилья помещения, в том числе и храмы, были превращены в коммунальные квартиры. В 1956 году горожанам пришлось уходить из стен Лавры - специально для них на церковные средства строились кирпичные дома в Загорске. И на плечи архимандрита Пимена легла вся тяжесть организационных моментов, связанных с этим «великим переездом». Ему приходилось каждое свое действие согласовывать с Загорским государственным историко-художественным музеем-заповедником, в ведении которого находилась Лавра. Дело доходило даже до составления документов такого содержания: «покорнейше прошу дать Ваше согласие на следующие мероприятия: Перенести помойный ящик на 2 метра в западную сторону с установкой его по линии асфальтовой отмостки...». Переписка с музеем - одна из страниц дневника владыки.

Помимо всего прочего, при весьма неблагоприятных для Церкви отношениях с Советским государством, которое возглавлял Никита Хрущев, вознамерившийся в обозримом будущем показать по телевизору последнего попа, архимандрит Пимен смог осуществить масштабные ремонтно-восстановительные работы в Лавре. О том, что удалось сделать, красноречиво свидетельствует сравнительный фотоальбом отреставрированных зданий обители (до и после реконструкции), помещенный в книге.

Несмотря на то, что Троице-Сергиева Лавра на самом деле являлась своеобразным заповедником веры и витриной для показа иностранцам конституционно зафиксированной свободы совести в СССР, власти все равно требовали закрыть Троицкий собор, запрещали прописку новых насельников в Лавре, арестовывали паломников. В своем дневнике от 19 марта 1961 года архимандрит Пимен пишет: «Вчера вечером и утром за ранней обедней арестовывали верующих в храме. Были вопли и плач. Иностранцы видели, как ко мне бежали прихожане с воплями». Однажды потребовали немедленно выселить из Лавры иеромонаха Филарета (Вахромеева) - заступничество архимандрита Пимена спасло от выселения будущего митрополита Минского и Слуцкого, Патриаршего Экзарха всея Белоруссии. В этом смысле любопытное чтение представляет собой переписка с милицией, прокуратурой и городской администрацией, размещенная в разделе «Архивные материалы».

Второй том дневников владыки Пимена (Хмелевского), однако, не только документ противостояния Церкви и атеистического государства. Это еще и свидетельство о духовной жизни архипастыря. Саратовский историк и биограф архиепископа Пимена Валерий Теплов рассказал «Татьянину дню» о том, что в архивах Саратовского епархиального управления и Троице-Сергиевой Лавры им были обнаружены уникальные материалы, которые вошли в новую книгу. Они самым наглядным образом дополняют портрет личности.

- В личном деле архимандрита Пимена из фондов МДАиС были обнаружены неопубликованные тезисы его магистерской диссертации «Новозаветные образы в русском изобразительном искусстве». Они публикуются впервые и позволяют судить о масштабе и глубине замысла этой незавершенной работы, которая должна была отразить краткую историю и характерные черты всего того, что за последнее тысячелетие мастера русской кисти принесли на алтарь Христов. Духовные труды архимандрита Пимена вполне отражает «Перечень лиц, постриженных Наместником Троице-Сергиевой Лавры архимандритом Пименом (Хмелевским) в 1958-1964 годах» в количестве 64 человек. Среди этих воинов Христовых 3 марта 1961 года отцом Пименом был пострижен в монашество будущий Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. По приглашению архимандрита Пимена служил в Лавре прославленный ныне в лике святых епископ-исповедник Афанасий (Сахаров), с которым они общались вплоть до кончины святителя.

Валерию Теплову удалось установить, что именно архимандрит Пимен в 1959 году совершил отпевание священника Павла Флоренского, расстрелянного в 1937 году. Случилось это по личной просьбе его вдовы Анны Михайловны Флоренской. Первую заупокойную службу по отцу Павлу наместник Лавры служил в Трапезном храме поздно вечером при закрытых дверях и в отсутствии народа - присутствовали лишь родные отца Павла и келейник наместника Лавры.

В книге, выпущенной издательством Саратовской епархии, есть еще множество уникальных материалов. Обо всех них рассказать не получится - нужно просто взять том лаврских дневников архиепископа Пимена в руки и начать читать. Перед взором внимательного читателя встанет и картина эпохи, и портрет владыки.

В будущем ожидается издание третьего тома дневников архиепископа Пимена, которые посвящены времени его пребывания на Саратовской кафедре с 1965 по 1993 год. Без сомнения, эта книга также станет бесценным историческим документом эпохи, но при этом останется и портретом христианина, пастыря, который совершал свое служение в труднейшее для Церкви время.

Архимандрит Пимен (Хмелевский)

О. Пимен (Хмелевский) был наместником Лавры во времена моего инспекторства. Это был очень остроумный, очень интересный человек. Ему принадлежит одна из замечательных острот. Это было, наверное, году в 1954, не позже. В Академии художеств была выставка Корина. Были выставлены <175> подлинники его полотен «Русь уходящая». Патриарх сказал: «Сейчас много народу, так что вы сходите, посмотрите, а потом, когда закроется, я тоже схожу. А пока вы мне все расскажете». Он, действительно, очень хотел посмотреть. И мы пошли. Леня Остапов был еще в мирском, я - в рясе, а у Пимена был уже крест. Ходим мы, смотрим, а за нами - целый хвост народу: «Вон, «Уходящая Русь» ходит!» - слышится за спиной. Потом мы спускаемся по лестнице: «Ну, «Уходящая Русь» уходит!» Мы надеваем рясы в гардеробе, а там, с балкона смотрят: «”Уходящая Русь» совсем ушла!» Тут Пимен поднимает голову и громко говорит: «А мы еще вернемся!» В ответ раздался несмолкаемый хохот и - аплодисменты.

При Патриархе на Рождество и на Пасху выходил домашний журнал, и каждый должен был писать статью. Когда Патриарх возвращался со службы и садился за стол разговляться, слева от него лежал новый выпуск журнала. Надо сказать, что подготовка этого номера была делом довольно мучительным: Рождество, последние отметки учащихся, отчеты учащих. Все делалось наспех. Леня, выпускающий редактор, торопил, Марья Петровна, машинистка, жаловалась: «Ну, как же? Опять ночью печатать? Опять я на службу не пойду?» Но, тем не менее, каждый праздник свежий номер журнала лежал на столе. Однажды о. Пимен так и не успел написать статью. Однако в журнале статья его все же была. Она называлась: «Почему я не написал статью?» Это было, <176> наверное, самое увлекательное из всего того, что там было. Там описывались все события лаврской жизни.

У нас дома на 8 марта всегда пекли пироги, - это был день именин нашей старшей сестры Анны Владимировны. Пимен приходил и говорил: «В 8 марта я не верующий, но пироги люблю».

Он был большой меломан и имел колоссальную, богатейшую коллекцию пластинок. Это были черные, большие пластинки. Добывал он невероятные вещи, знал все московские ходы и выходы по этой части. У него был хороший приемник, у меня - тоже. Случалось так: звонил он мне: «Батюшка! Откройте следованную Псалтирь на 537 странице!» Это значило: передают классическую музыку, так что включай диапазон и ищи 537 волну.