Община отца Понтия в Михново - Священномученики Сергий, епископ Нарвский, Василий, епископ Каргопольский, Иларион, епископ Пореч-ский. Тайное служение иосифлян

В небольшом уездном городке Ошмяны 1 Виленской губернии в 1877 году, 5 августа [даты в тексте «Жизнеописания» приводятся по старому стилю. — Ред.], в семье надворного советника Петра Виссарионовича Рупышева 2 и жены его Александры Даниловны родился третий сын.

Ребенок родился семимесячным и был так слаб, что врач сказал, что ему жизни только несколько часов. Местный протоиерей о. Даниил Петровский, отец Александры Даниловны Рупышевой, поспешил крестить своего внука и нарек ему имя Понтий, которое выпадало в этот день по святцам. Родителям имя было безразлично, так как думали, что ребенок не выживет. При крещении маленький Поня издал первый после своего рождения звук, и это был крик к жизни, а не к смерти. И на удивление всем ребенок не умер, а остался жить. Так начался земной путь будущего избранника Божия.

Детство маленького Понтия было печально, рос он ребенком хилым и болезненным. Когда ему было шесть лет, умерла мать и воспитание Понтия и его двух братьев и новорожденной сестры перешло в руки тетки, которая мало понимала в воспитании детей. И особенно горько приходилось кроткому Понтию. Старший брат Павел отличался гордым характером и не давал себя наказывать, если и был виноват, таким же был и второй брат Петр, и все вины и наказания сыпались на тихого Понтия, который всегда был невиновен, но терпел все за своих братьев, за их проказы. Тетка секла его в назидание братьям, и мальчик выносил это покорно, и даже его душа никогда не озлоблялась. Отец не мог заступиться за сына, так как, занятый службой, не входил в воспитание детей, да и любил он больше двух других сыновей, а не слабого и болезненного Понтия. Скоро жизнь заставила Петра Виссарионовича жениться вторично, так как вдовцу с детьми было трудно. Через три года после смерти матери воспитание Понтия перешло в руки мачехи, которая по-своему любила его, но все же не могла заменить мать.

Петр Виссарионович был переведен в город Вильно3, где получил место столоначальника Виленского учебного округа, и Понтий с братьями поступили в Виленскую первую правительственную гимназию 4 . Учился Понтий хорошо, хотя учение давалось с трудом из-за слабого здоровья и постоянной головной боли. Товарищей Понтий сторонился и резко отличался от них по своему характеру. Его часто обижали и смеялись над ним, но мальчик оставался все таким же кротким и самоуглубленным.

В 1893 году Господь пленил его сердце и все его существо благодатию Святого Духа, и с такой силой, что юный Понтий дал горячее обещание посвятить себя всецело служению Богу всеми своими силами. Это рождение духом произошло на уроке Закона Божия. С этого дня Понтий еще глубже ушел в свой внутренний мир и стал жить благодатной жизнью, которая была совершенно непонятна для окружающих, а также и для его родных. В том же году ему было видение во сне: солнцезрачная Божия Матерь с Младенцем на руках. Видение указывало на слепоту современных христиан и на предназначение Понтия привести в этом крае многих неверных ко Христу. После всего этого у Понтия появилось сильное желание поступить в монастырь, но отец и слышать об этом не хотел, разбранил его и не позволил бросить учение. Понтий покорился воле отца, не оставляя своего желания. Он вел строгий образ жизни в миру, знал только учение и посещал церковные богослужения. В обществе его в шутку называли подвижником и находили, что он очень похож наружностью на св. Иоанна Предтечу.

В 1895 году, по окончании Виленской гимназии, Понтий Петрович поступил на юридический факультет Московского университета. В Москве он жил со своим старшим братом Павлом и, будучи студентом, не изменил свой строгий образ жизни. Товарищи студенты, а особенно брат, подсмеивались над ним, но побаивались его, и в его присутствии никто не смел выразиться неуважительно о Господе и о святыне.

В первый же год учения Понтий Петрович осенью сильно заболел длительным воспалением брюшины с осложнением. Нужна была операция. Доктора открыто сказали Понтию Петровичу, что девяносто девять человек из ста умирают под ножом во время операции. Понтий Петрович поехал повидаться со своими родными; отец уже вышел по болезни в отставку, жил в Великом Устюге и в то время болел водянкой. Осенью была сделана операция, и Понтий Петрович силою Божией перенес ее благополучно, но учение продолжать не мог, так как тело после операции стало совершенно безжизненно и не принимало никакой пищи. Врачи сказали, что сделали все, что могли, и отпустили Понтия Петровича из клиники со словами: «Пусть природа и молодость борются сами со смертью». Но что молодость могла сделать с мертвым телом? Как всегда, Понтий Петрович обратился с горячей молитвой ко Господу, чтобы Он его воскресил. И почувствовал после молитвы, как его тело начало согреваться (а до того времени оно было холодное как лед) и потекла жизнь по всем членам. Это чудо произошло на Садовой в Москве. С этого дня Понтий Петрович понемногу стал принимать пищу. Покинув Москву, он поехал в Великий Устюг, где у него из-за слабости тела образовалась общая водянка. Стремление к монашеству не покидало юного подвижника, и он просил опять благословения у отца, но отец не дал его, а сказал, что может идти в священники.

В 1896 году Понтий Петрович учительствовал около Великого Устюга, а после смерти отца поступил в псаломщики в город Лальск 5 , чтобы помочь мачехе. В это время Господь открыл у него дар проповедничества. Раз, во время богослужения, настоятель собора вышел из алтаря и, обратясь к Понтию Петровичу, попросил его сказать вместо него проповедь. Псаломщик смутился, но не отказался. Когда пришло время говорить проповедь, Понтий Петрович, призвав имя Божие, вышел на середину солеи и начал говорить. От волнения он никого не видел. Его смущало, что тихий голос не будет слышен в таком большом соборе. Но при первых словах своей проповеди он так вдохновился, что и не заметил, что произошло кругом. Настала такая тишина, что его слабый голос был слышен всем, все слушали с напряжением и многие плакали. Окончив проповедь, Понтий Петрович ушел на клирос смущенный, так как не ожидал, что его слова произведут такое сильное действие на молящихся. После богослужения настоятель поздравил его с даром проповедничества, и с этого дня псаломщик стал произносить проповеди вместо настоятеля во все праздники. Понтий Петрович был третьим псаломщиком в соборе 6 , и все они несли клиросное послушание по очереди. Когда бывала его очередь, то молящихся было всегда больше: у Понтия Петровича был приятный и молитвенный голос, и чтение было со смыслом, так как он сам уходил глубоко в молитву во время канонов. В те дни, когда Понтий Петрович произносил проповедь, храм бывал переполнен. К нему стали обращаться и священники из других храмов, прося написать проповедь для них.

Но недолго пробыл Понтий Петрович псаломщиком. Несмотря на хорошее место, сам отказался от службы; причиной была дочь настоятеля, которая горячо полюбила молодого псаломщика.

К Понтию Петровичу всегда и всюду, где он появлялся, неудержимо влеклись женские сердца. Его личность пленяла их, и много хлопот причиняли ему те девушки, которые отдавали свои сердца юному подвижнику. Но его сердце было всецело во власти Господа, и никакая земная любовь и привязанность не касались его души. Понтий Петрович дружески и сердечно относился к полюбившей его девушке и всеми силами старался любовь, которая была обращена на него, обратить на Христа. Часто ему это удавалось, но часто на него и гневались за отверженную любовь. Когда Понтий Петрович заметил, что дочь настоятеля его полюбила и отец ее открыто стал предлагать второе место священника в соборе, то покинул Лальск.

Мысль о монашестве не оставляет его, и в 1897 году в Великом Устюге он обратился за благословением к епископу Антонию 7 . Но владыка не дал благословения идти в монастырь, а предложил священство. Во время разговора с епископом о пастырстве Понтию Петровичу было видение Святой Троицы, и Бог Отец, наклонясь, протягивал руки с любовию к нему, как бы призывая его к пастырству. Понтий Петрович был сильно потрясен, но не сказал о своем видении епископу, а в душе отказался идти теперь в монахи, боясь преступить волю покойного отца и волю епископа. В видении он узрел Промысел Божий быть ему пастырем, но счел себя недостойным принять этот сан сейчас.

Прошло два года, за это время Понтий Петрович посетил много русских монастырей и подвижников, и всюду Господь указывал на молодого студента как на Своего избранника. Средств не было, и Понтий Петрович, несмотря на свое слабое здоровье, особенно после операции, совершал свое паломничество пешком по многу верст, а иногда Бог посылал добрых людей, которые помогали ему и возили на свой счет. Где только юный подвижник не побывал! И в Лавре у преподобного Сергия Радонежского, и у Серафима Саровского, и в Угрешском монастыре и скиту 8 . Промысл Божий не давал указания Понтию Петровичу на отдачу себя в послушание кому-либо, что ему и было сказано о. Венедиктом, подвижником Соловецкого монастыря того времени. Отец Венедикт сказал, что он будет управлять сам собою, а другой подвижник о. Илья сказал, что он пойдет по стопам Зосимы и Савватия, и посоветовал ему пожить на Соловках. Понтий Петрович побывал послушником в Оптиной Пустыни, но короткое время, так как заболел водянкой ног, и они ему отказали. С трудом добрался Понтий Петрович до о. Варнавы в Гефсиманский скит 9 , где и получил у него в келье исцеление больных ног. И о. Варнава уговаривал его поступить в монастырь, но Промысл Божий вел Своего избранника к пастырству.

Современные подвижники видели в молодом человеке своего собрата по духу. Батюшка вспоминал: «Когда я в 1898 году в июне был в Оптиной Пустыни Калужской губернии и, придя в домик старца Иосифа 10 , стал в передней у дверей дожидаться его благословения, а народу было очень много, так что в передней было оттого тесно, — то его келейник о. Анатолий 11 , впоследствии старец и духовник Пустыни, выйдя из келии о. Иосифа, подошел ко мне через толпу людей и поцеловал мне руку. Когда ожидавшие совета и благословения о. Иосифа были допущены в его приемную и стали по очереди подходить к нему, то подошел среди них и я. Тогда о. Иосиф сперва обернулся к иконам (а стоял он спиной к ним и лицом к двери), а потом опять к людям, и, в частности, ко мне, и с веселым видом благословил меня широким крестом, как только могла рука его в своем размахе захватить воздух. Думаю, что такое благословение — знак великого креста для меня в жизни, но и благодати Божией».

После этой поездки здоровье Понтия Петровича окрепло, и он поступил на историко-филологический факультет в Петербурге. Но душа молодого студента не удовлетворялась сухой светской наукой, а сердце все настойчивее требовало отдать свою жизнь и силы на служение Богу. И Понтий Петрович начал, еще будучи студентом, готовиться к экзамену богословских наук, который и сдал блестяще при Виленской Духовной семинарии.

В 1901 году, 2 ноября, Понтий Петрович вступил в брак с Зинаидой Степановной Дамаскиной, и был назначен преосвященным Иувеналием Виленским 12 на должность священника Свято-Мариинской церкви в уездный городок Вилейку, а 23 ноября в городе Вильно был посвящен во священники викарным епископом Михаилом Ковенским 13 . Так вступил Понтий Петрович на путь пастырства, исполнив свое заветное желание всего себя отдать Богу. И с первых своих шагов молодой о. Понтий стал деятельно и ревностно отдавать все свои силы и любовь Господу и ближним. Первый приход был бедный, и жить было трудно, но о. Понтий не искал богатства. Сам он ничего не имел, только одну корзину с вещами и молодую жену. С Божией помощью, устроившись на квартире, о. Понтий начал энергично входить в жизнь своего прихода. Он состоял законоучителем трех школ, и работы было много.

К своим прихожанам о. Понтий относился с любовью, но и строго; сам обходил хаты, дарил иконы и крестики, у кого не было, входил во все нужды своего прихода, но требовал от верующих полного исполнения уставов Святой Церкви. Строго наблюдал благолепие в храме, не позволяя разговоров во время богослужений, не принимал нетрезвых кумов, не шел венчать, когда были пьяные на свадьбе, не допускал до Святого Причастия тех, кто незаконно сожительствовал — до тех пор, пока не давали обещания порвать незаконную связь или не вступали в законный брак. Твердым своим отношением, терпением и любовью о. Понтий достиг того, что впоследствии прихожане подчинились требованиям своего молодого священника, полюбили его и его богослужения, стали меньше пить и так доверяли ему, что приходили к нему на суд в своих распрях, и, как батюшка рассудит, так спор и решали, и другого суда не признавали. Сначала за строгость о. Понтия и прихожане на него восстали, но батюшка не уступал и продолжал строго относиться к ним. Приход распался на два лагеря: одни скоро оценили своего батюшку и полюбили его, а другие враждебно относились, да так, что даже бросали в него камнями. Но Господь скоро стал на защиту Своего пастыря, грозно наказуя прихожан, которые были дерзки к батюшке или же обманывали его.

Образ жизни вновь прибывшего молодого священника не понравился окружающему духовенству. Он своей жизнью нарушал их традиции, и все заволновались. Пробовали уговаривать о. Понтия жить и поступать, как все, но о. Понтий выслушал и сказал, что будет поступать по правде Божией и по совести. С этого дня духовенство стало недоброжелательно относиться к отцу Понтию, называя его неуживчивым человеком.

С первых дней своего пастырства о. Понтий был бессребреник и остался им до самой своей смерти. За требы платы не назначал, давали, кто сколько мог и кто сколько хотел. Недобросовестные люди этим пользовались, но батюшка никогда их не корил. Но любящих своего молодого священника было больше, и батюшка, по милости Божией, не нуждался, так как жил скромно. Неприязнь к батюшке со стороны духовенства не утихала, и даже пошли ложные доносы к архиепископу Никандру 14 . Но владыка скоро оценил о. Понтия, который так резко выделялся из среды всего духовенства, и полюбил его.

В 1905 году владыка предложил батюшке место законоучителя в Бобруйской мужской гимназии, куда он и был назначен управляющим виленского учебного округа. Одновременно батюшка состоял преподавателем русского языка и математики и классным наставником в младших классах. По освобождении от преподавания светских наук в мужской гимназии тем же управляющим батюшка одновременно был назначен законоучителем Бобруйской женской гимназии и еще состоял на должности в бобруйской тюремной Свято-Николаевской церкви. Работы было очень много, а батюшка всегда страдал головными болями, но все свои обязанности исполнял, и был горячо любим учениками и ученицами. Учебный округ оценил деятельность о. Понтия, особенно его благотворное и сильное нравственное влияние на молодежь. В 1909 году батюшка участвовал во Всероссийском съезде законоучителей светских средних учебных заведений в Петербурге и в этом же году был назначен попечителем и законоучителем Могилевских губернских реального училища и мужской гимназии. После 1905 года нравы учащейся молодежи в Могилеве до того пали, что начали искать человека с сильным влиянием, чтобы он мог подействовать на учеников, так как никого они не хотели слушать. Выбор округа пал на о. Понтия. Батюшка не хотел уезжать из Бобруйска, но в округе настояли, говоря, что только о. Понтий может им помочь перевоспитать молодежь. Батюшка согласился и оправдал ожидания и надежды учебного округа. Однако здесь произошла неприятность с Могилевским владыкой. Преосвященный Стефан 15 был против назначения батюшки и хотел его удалить из гимназии, чтобы освободить место для своего брата. Учебный округ восстал против владыки, так как видел всю несправедливость его к о. Понтию. Начали уговаривать батюшку написать прошение в округ, а там обещали, что его поддержат и не станут на сторону владыки, так как всем было ясно, кто прав. Учебный округ боялся потерять такого редкого законоучителя и пастыря и торопил батюшку скорее поднять дело. Но батюшка отказался, сказав, что, оправдав себя и доказав свою правоту, он бросит тень на своего архипастыря, чего ему совесть не позволяет сделать. И, поблагодарив учебный округ за доверие и хорошее отношение, уехал из Могилева в Петербург 16 к теще, так как не хотел оставаться в епархии епископа Стефана, хотя и сам не знал, как будет дальше жить. Душа батюшки была сильно удручена всем происшедшим в Могилеве, а там на него посмотрели как на чудака, что он не хотел доказать всю несправедливость владыки и бросил такое хорошее место. Но правда Божия, а не человеческая победила, и батюшка не поднял руки на своего епископа. Господь скоро наказал несправедливого владыку — преосвященный Стефан умер почти скоропостижно от карбункула на шее. Так Господь сотворил скорый суд, заступившись за Своего верного пастыря, и помог ему устроиться в дальнейшей жизни.

В 1911 году в июле месяце батюшка был назначен протопресвитером Российского военного и морского духовенства 17 флагманским священником 2-й минной дивизии Балтийского флота. Место было хорошее, получить его было трудно и с протекцией, и все говорили, что у о. Понтия есть сильная «рука». Никто не знал, что у о. Понтия нет никого, что одна Рука Божия, Которая действительно сильнее всех, помогала ему.

В 1915 году командующим флотом батюшка был назначен штабным священником отряда его транспортов 18 .

С детских лет о. Понтий очень любил и почитал о. Иоанна Кронштадтского. Первая его встреча с ним была, когда о. Иоанн посетил Вильно 4 октября 1893 года. Батюшка тогда был еще гимназистом. Можно себе представить, что произошло с юным Понтием, когда он узнал о проезде великого пастыря через Вильно. Целый день он только и бегал по городу с горячим желанием увидеть о. Иоанна и получить благословение. Но желание его казалось неосуществимым. Всюду, куда ни приезжал о. Иоанн, собирались толпы народа. Не только пробраться к нему было невозможно, но даже посмотреть на него издали не удавалось Понтию из-за его малого роста. Отчаяние охватило его душу, были забыты и еда, и отдых. И счастье, наконец, улыбнулось ему. Понтий узнал, что о. Иоанн поехал на Антаколь, и бросился со всех ног туда. Понтий бежал через Телятник, улицы были пустынны, так как весь народ ожидал о. Иоанна на Завальной улице, куда он должен был прибыть с Антаколя к больному ребенку. Добежав до калитки Телятника, которая выходила на Набережную, с замиранием сердца Понтий увидел приближающийся экипаж. Сорвав фуражку с головы, Понтий стоял и с отчаянием смотрел на быстро бегущих лошадей, и... о счастье! Приближаясь к калитке, у которой стоял Понтий, лошади замедлили ход. Отец Иоанн быстро повернулся в его сторону лицом и, немного приподнявшись с сиденья, сняв шляпу, поклонился поясным поклоном юному гимназисту. От счастья, что, наконец, он увидел горячо любимого пастыря, Понтий и не сообразил, что это приветствие о. Иоанна относилось к нему, и растерянно начал оглядываться кругом, а когда увидел, что кругом не было ни одного человека, то понял, что это ему кланялся о. Иоанн. Бурная радость охватила все его существо, и он опять бросился бежать в ту сторону, куда скрылся экипаж. На вокзале перед отъездом о. Иоанна Понтию удалось пробраться в зал, где о. Иоанн благословлял духовенство и почетных лиц, и тоже получить благословение. И тут о. Иоанн отнесся к нему со вниманием и лаской. От духовного взора о. Иоанна не была скрыта будущая жизнь скромного юноши, великий жизненный крест ради Христа, который возлагался на него Господом. Будучи студентом, о. Понтий ездил к нему за помощью и, став пастырем, тоже обращался к о. Иоанну и один, и с женой.

В 1906 году, когда батюшка был законоучителем в Бобруйске, ему предстояла операция: частые головные боли истощали его слабое здоровье и мешали занятиям. Доктора сказали, что только операция может избавить от них. Нужно было выпилить часть лобной кости у переносицы и удалить нагноение, которое и причиняло такую боль. Батюшка поехал к о. Иоанну и при свидании сказал об операции. Отец Иоанн махнул рукой и воскликнул: «Ах, эти доктора! Не давай себя уродовать». Быстро подошел к батюшке и потер ему переносицу пальцем со словами: «Не давай, не давай себя уродовать». Батюшка почувствовал, что вся тяжесть, которая была у него в голове, точно упала в ноги и голове стало легче. Операция была больше не нужна. Батюшка неоднократно сослужил о. Иоанну в Андреевском соборе 19 , и о. Иоанн оказывал всегда особое внимание молодому священнику при всех обстоятельствах. Подолгу сидел у него в номере, удалив из него публику, которая всегда и всюду за ним следовала. Раз, после богослужения в Иоанновском монастыре 20 , все были приглашены игуменией на чай, в том числе и батюшка. Было много заслуженных и почтенных представителей духовенства. Когда пришли в столовую, батюшка скромно стал в сторонку, высматривая, где бы ему устроиться отдохнуть, и выбрал небольшой столик в стороне. Но не успел он сесть, как подошла монахиня и сказала, что его просит о. Иоанн. Батюшка подошел к большому столу, за которым уже сидел на почетном месте о. Иоанн; все остальные стояли в ожидании. Отец Иоанн ласково показал рукой батюшке место справа около себя и сам начал усердно его угощать и поить чаем. Все заняли свои места, с завистью поглядывая на приезжего молодого священника. По просьбе батюшки о. Иоанн подарил ему, сняв его с себя, свой подрясник, который носил уже шесть лет и никому не хотел отдавать. Отец Иоанн видел в батюшке своего собрата по духу. Недаром он однажды крепко поцеловал батюшку, сказав: «Ты мой друг, ты мой брат!»

В 1916 году о. Понтий был назначен флагманским священником минной дивизии флота и священником церкви Гельсингфорсского морского госпиталя. Семья батюшки жила в Гельсингфорсе, а сам он ходил по морю и был в нескольких боях с немцами 21 .

В Гельсингфорсе в 1917 году батюшку и застала вспыхнувшая революция. Настали страшные события, когда моряки кроваво расправлялись с офицерскими чинами. Отца Понтия не трогали, и он свободно шел по пустынным улицам города в церковь совершать богослужения. Моряки ходили ватагами пьяные, но давали дорогу молчаливо идущему пастырю. Таково было влияние батюшки на бывших своих духовных чад, что никто не решался поднять на него руку. Отец Понтий понимал, что долго так продолжаться не будет, и уехал со своей семьей в Петроград, где был назначен настоятелем Спасской церкви Походной петроградской канцелярии 22 .

Тяжелая жизнь и голод подрывали силы батюшки, который отдавал все скудное пропитание своим детям, отказывая себе во всем. Батюшке удалось устроиться при госпитале и поддерживать свою семью. В 1919 году, 4 июля, батюшке пришлось покинуть Петроград, так как ему грозил расстрел из-за ложного доноса. Его предупредили об этом добрые люди в госпитале, и батюшка зашел домой попрощаться с женою и детьми. Это было их последнее свидание 23 . Батюшка ушел из дома без вещей и денег, вручая себя только в руки Божии. Он решил пробраться в Двинск.

Все это путешествие было сплошное чудо Божие. Однажды батюшка ехал по железной дороге без бумаг, а это было равносильно смерти, так как на каждой остановке проверяли документы. В поезд попасть помог кондуктор, который дал место в кондукторском отделении, где были и другие пассажиры. И вот настала роковая минута, послышался шум в коридоре, и двери с шумом распахнулись. Вошло несколько чекистов, вооруженных с ног до головы. Короткая фраза: «Ваши документы, товарищи», — заставила всех вздрогнуть, и дрожащие руки потянулись в карманы. Батюшка не шелохнулся: ему нечего было доставать из кармана. Он опустил голову и весь углубился в молитву, вручая себя воле Божией. И Господь покрыл Своего избранника: чекисты точно не видели батюшки, брали у соседей документы, протягивали руки мимо батюшки, точно это было пустое место, и когда они, кончив проверку, вышли, стукнув дверью, батюшка очнулся от молитвы и был поражен гробовой тишиной, которая была кругом. Отец Понтий поднял глаза и увидел, что все смотрят на него с изумлением, а кондуктор только сказал: «Ну и счастливый же вы, батюшка!» Так Господь ослепил очи чекистов, которые не тронули батюшки.

Отец Понтий добрался до Двинска. Преосвященный Иннокентий, епископ Витебский и Полоцкий назначил его священником двинского Александро-Невского собора 24 . Тяжелая была жизнь в г. Двинске, который находился постоянно под обстрелом красных и белых; жители терпели голод, много было убито и ранено мирных обывателей. Настроение было подавленное, особенно у православных. После расстрела последнего священника красными никто не хотел ехать туда, и только о. Понтий принял назначение и ревностно принялся служить ближним. Тяжело было и у батюшки на душе, семье он мало чем мог помочь, так как сам ничего не имел. Отец Понтий просил владыку дать ему приход в деревне, чтобы хоть чем-нибудь облегчить состояние своего семейства, но владыка не пустил его из Двинска, и батюшка покорился Промыслу Божию. Нервы с трудом выдерживали частую бомбардировку, снаряды ложились в квартале, где жил батюшка, и он часто не ночевал у себя. Раз, по побуждению духа, о. Понтий ушел из своей комнаты в кухню, и не прошло и минуты, как снаряд разорвался у соседнего дома, осколками выбило стекло в батюшкиной комнате, и засыпало ее стеклом и обломками штукатурки. Несмотря на обстрел города, о. Понтий ходил в собор и служил, часто один, так как псаломщик боялся ходить на богослужения. Жутко было ходить, снаряды падали то впереди, то сзади. 14 сентября, когда батюшка служил, снаряды ложились кругом храма. По окончании богослужения, когда он вышел из собора, не прошло и пяти минут, как разорвавшийся вблизи снаряд выбил окна и повредил сильно внутри храм. Так хранил Господь пастыря Своего, а с ним и молящихся.

Двинские прихожане горячо полюбили о. Понтия, и когда в Двинск был назначен другой священник — о. Одельский, который начал вести интриги против батюшки, заняв его место, то прихожане стали за батюшку горой, и начали хлопотать, чтобы его оставили. Они писали к владыке Иннокентию: «...После расстрела в г. Двинске протоиерея Румянцева последняя Литургия совершена была в нем о. Ждановым в Фомино воскресенье, после чего православных священников не осталось: они скрылись из опасения подвергнуться той же участи. Положение православных г. Двинска стало слишком тяжелым: свои религиозные потребности приходилось им удовлетворять или через римокатолических ксендзов, или через своих же православных благочестивых собратий, или даже через старообрядческих начетчиков, а кроме того, они были чрезвычайно терроризованы и подавлены. Ни один из православных пастырей, несмотря даже на полученное назначение, например, протоиерей Петровский, не соглашались в это время приехать в г. Двинск. В это скорбное для православных жителей г. Двинска время лишь один о. Рупышев явился к ним ангелом радости, мира и утешения. По своем прибытии в г. Двинск в июле сего года он возобновил и оживил расстроенную и подавленную церковную жизнь православной общины г. Двинска. Достигалось это им через благоговейное совершение богослужения, проникнутое высокомолитвенным духом, общее церковное пение и проповедничество во время их. В проповедях своих о. Рупышев разъяснял нам истины веры и поучал нас с такою ревностью и любовью о Господе, что молящиеся приходили в глубокое умиление, которое некоторые продолжали изливать после богослужения и дома в благодатных слезах. Вообще по характеру своей благочестивой жизни — строгому соблюдению постов и других уставов Св. Церкви, приветливости в обхождении, скромности и чистоте нравов — и по своей пастырской деятельности о. Рупышев является исключительной личностью. До сих пор в Двинске подобных ему мы не видели. Он всегда с готовностью и предупредительностью удовлетворял религиозные потребности своих пасомых, особенно таких, которые менее всего могли этого ожидать как беженцы. Последние, по недостатку средств, затруднялись приглашать к себе священника и, будучи подвергнуты эпидемическим заболеваниям сыпного тифа, умирали без напутствия и погребались без отпевания. О. Рупышев, узнав и лично увидав их бедственное положение, не ожидая приглашения с их стороны и не думая о вознаграждении за свои труды, старался по силе и возможности послужить им. Своим тактичным отношением к местным советским властям Латвии он восстановил и поддерживал
правильное отношение между ними и православной общиной г. Двинска. Лишением нас о. Рупышева будет нанесена слишком глубокая и тяжелая рана нашему верующему сердцу, которое и теперь испытывает острую боль о совершившемся, а сознание неправды будет подавляюще действовать на наш дух, погашая его. Ввиду всего изложенного покорнейше просим Ваше Преосвященство утолить боль нашего сердца и желание духа нашего, удовлетворив наше настоящее ходатайство о назначении о. Рупышева настоятелем Борисо-Глебской церкви и, если возможно в настоящее время, о перемещении о. Одельского на другой приход», — и т. д.

Сам о. Понтий старался уехать из Двинска, уступая, как всегда, место другому, и даже уже получил пропуск в Витебск, но в тот же день поезда стали. Батюшке пришлось остаться, а через три дня, 21 декабря, Двинск заняли поляки. В январе 1920 года батюшка покинул Двинск и приехал в город Вильно. В феврале месяце преосвященным Елевферием 25 , епископом Ковенским, управляющим Виленской епархией, о. Понтий был назначен священником Рождество-Богородичной церкви уездного города Троки 26 , а в июне, по собственному прошению, перемещен на должность настоятеля Александро-Невской церкви г. Вильно 27 , с оставлением за ним временно Трок.

Новосветская церковь нуждалась в большом ремонте после войны: ни утвари, ни денег не имела, и только характер о. Понтия и его сильная вера помогли восстановить полуразрушенный храм, где батюшка и стал возносить свою пламенную молитву ко Господу. Батюшка часто отлучался из Вильно, так как владыка посылал его по разным разрушенным приходам Виленской и Ковенской епархии, где не было священников. Трудно сказать, почему выбор владыки пал на о. Понтия, — верно, и тут не осталось незамеченным добросовестное отношение о. Понтия и к жизни, и к людям, а может, просто его скромность делала подходящим для этого дела, так как приходилось часто обходить приходы пешком, и вряд ли другой священник согласился бы на этот нелегкий труд. Но батюшку ничто не смущало, он привык на первое место ставить служение ближним и долг пастырства. Приходы находились в большом разрушении. Жители возвращались из беженства, сильно нуждались, ютились в тесных хатах. Батюшка делил с ними нужду, утешал, служил по хатам, венчал и крестил младенцев и часто уже подростков, — и все это при слабом здоровье и после сильного истощения в бытность свою в России 28 . Только сила духа помогала выносить такие телесные труды и тягостное состояние души и беспокойство о своей покинутой в Петрограде семье. Батюшка так спешил всегда навстречу чужому горю, забывая себя, что и в голову не приходило тому, кого он утешал, что это человек с израненной душой и сердцем, которому сродни только скорби, а не радости 29 . Верующие с любовью относились к о. Понтию, другие сторонились, не понимая его, и находили его жизнь странной, а больше всего не нравилось то прямое и горячее обличение из уст батюшки, когда он видел что-нибудь неугодное Богу в поступках людей.

Нахлынувшие на Западный край большевики в июле 1920 года застали о. Понтия в Троках. Вследствие своего нравственного влияния и проповедей батюшка не остался незамеченным у советских властей — ему грозил арест как заложнику. Но опять Господь предупредил его об опасности через добрую женщину, и батюшка немедленно был перевезен своей родной сестрой, которая учительствовала в Троках, на другую сторону озера, в Литву. В тот же день вечером приходили, чтобы его арестовать. 12 августа большевики покинули Троки и Вильно, и о. Понтий с первым поездом 16 августа вернулся в Вильно и продолжал свой труд, обходя и объезжая приходы.

Мало кто шел навстречу нуждающемуся о. Понтию. Батюшка нашел себе жилище в Вильно у домовладельца Б., который предоставил ему комнату. Но что это была за комната! Она была проходная, в одном углу был свален разный хлам и мебель хозяина, стояла кровать без матраца и подушки, покрытая лосиной шкурой; на этой кровати батюшка спал, не раздеваясь после дневных трудов: ходить приходилось далеко, в Новосветскую церковь, так как квартира находилась на другом конце города. Не нашлось теплого и братского отношения к нуждающемуся священнику, бежавшему из России, и у духовенства. Никого не интересовало, как и чем он жил, но все его судили и критиковали, потому что его светлая личность невольно обличала и нарушала их жизнь, выводя их из земного и плотского покоя. И когда батюшка окончил поистине апостольский труд обхода тех приходов, которые ему были поручены, и подал рапорт о его выполнении, то получил бумагу с резолюцией владыки, гласящей, что Сам Пастыреначальник Господь наш Иисус Христос наградит о. Понтия Рупышева за апостольский труд и что владыка шлет свое архипастырское благословение — и только. Не нашлось для батюшки очередной награды, не нашлось даже пары новых сапог, в которых он тогда так нуждался 30 . Люди и начальство обходили батюшку, но зато Господь не обходил его и обильно изливал на о. Понтия Свою благодать, награждая его духовными дарами и утешая пораженное горечью сердце и душу Своей Божественной любовью. И батюшка чувствовал эту любовь Господа к нему и не изменял ей до самой смерти ни при каких жизненных обстоятельствах.

Рассказ об общине мирян в местечке Михново в Литве. Организация православной общины на территории Польши, в состав которой входил тогда Виленский край, было подвигом не только духовным, но и гражданским: в это время на всей территории Польши началось гонение на православную веру, закрывались храмы. Под предлогом восстановления «исторической справедливости» польские власти присваивали православные храмы, церковные земли и дома. Польское правительство, действуя через созданное Министерство исповеданий, устраняло неугодных клириков и епископов от их служения. Началось насаждение «восточного обряда», униатства

Рассказ об общине мирян в местечке Михново, Литва.

В тридцати километрах от Вильнюса в излучине реки Меркис расположилось местечко Михново. Когда-то земли в округе принадлежали дворянскому роду Корецких. После смерти главы семьи Николая Дмитриевича имение перешло к его жене Анастасии Дементьевне и дочерям Марии, Варваре и Анастасии. Жизнь семьи круто изменилась, когда в 1921 г. в их домовую церковь был назначен священник Понтий Рупышев.

Духовным учителем о.Понтия был святой праведный Иоанн Кронштадтский, с которым Понтий Рупышев встретился еще в гимназическом возрасте, когда отец Иоанн посетил Вильнюс. По словам духовной дочери о.Понтия Варвары Николаевны Корецкой «от духовного взора о.Иоанна не была скрыта будущая жизнь скромного юноши и великий крест ради Христа, который возлагался на него Господом…»

В 1901 г. Понтий Петрович Рупышев был рукоположен во священники и назначен на приход в уездный город Вилейку. За благословением на начало пастырского пути он ездил с молодой женой в Кронштадт к о.Иоанну. 1917 г. застал о.Понтия в Гельсингфорсе, где он служил священником минной дивизии Балтийского флота. Когда начались революционные волнения, расправы моряков с офицерскими чинами, Рупышевы перебрались в Петроград. Но и здесь уже бушевал кровавый террор. Предупрежденный о готовящемся аресте, едва успев попрощаться с семьей, о.Понтий без документов и денег сел на поезд, направлявшийся за границу, и чудом не был задержан в пути.

В начале 20-х годов прошлого столетия Вильнюс после нескольких оккупации стал частью Польши (февраль – март 1922 г.). За годы оккупации пришли в упадок многие из 240 приходов Виленской и Ковенской губерний. Протоиерею Понтию Рупышеву пришлось восстанавливать развалины Александро-Невского храма в Вильнюсе, церковь Рождества Богородицы в г.Тракай. По распоряжению управляющего Литовской епархией епископа Елевферия (Богоявленского) отец Понтий посетил почти все приходы Тройского (Тракайского) и Ковенского (Каунасского) благочиний, докладывая о «мерзости запустения» на месте многих заброшенных по чрезвычайным военным обстоятельствам храмов. Путешествовал о.Понтий зачастую пешком, ночевал в крестьянских избах. В сохранившихся церквях он совершал богослужения, крестил, венчал, отпевал.

В феврале 1921 г. о.Понтий впервые посетил имение Меречь Михновский и познакомился с его обитательницами. Анастасия Дементьевна Корецкая давно просила церковное начальство прислать иерея послужить в ее домовой церкви в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Церковь была построена в 1915 г. по благословению оптинских старцев. В ней находились иконы из разрушенной Вильнюсской Александро-Невской часовни. Слева в церкви находилась в резном киоте икона «Спорительница хлебов», на которой изображена Богоматерь над снопами сжатой ржи. Икона была написана инокинями из Шамординского монастыря.

Мать и дочери Корецкие слушали проповеди приехавшего священника о христианской жизни, о грехопадении и путях спасения. Личный пример самоотверженного служения о.Понтия зажег в них огонь любви ко Христу, желание переменить свою жизнь. Сестры упросили о.Понтия бывать в Михнове как можно чаще, а потом и вовсе поселиться у них. Под благим влиянием доброго пастыря Корецкие стали более внимательны к своему внутреннему миру, стали видеть в своих слугах сестер и братьев во Христе и всем приходящим беднякам стали давать кров и приют. К отцу Понтию стали приезжать за советом и любовью верующие из Белоруссии, России, с Украины. Многие исцелялись не только от душевных, но и физических недугов. С обновленными душами богомольцы возвращались на родину, некоторые оставались. Постепенно в Михнове сложилась большая христианская семья, духовником которой был о.Понтий. По примеру древних христиан владелицы имения стали жить по строгим церковным правилам, все свое имущество, земли и дома они разделили со вчерашними дворовыми и наемными работниками.

Община и Польские власти

Организация православной общины на территории Польши, в состав которой входил тогда Виленский край, было подвигом не только духовным, но и гражданским: в это время на всей территории Польши начинается гонение на православную веру, закрываются храмы. Под предлогом восстановления «исторической справедливости» польские власти присваивали православные храмы, церковные земли и дома. Польское правительство, действуя через созданное Министерство исповеданий, устраняло неугодных клириков и епископов от их служения. Началось насаждение «восточного обряда», униатства…

Став членами общины, сестры Корецкие дали обет безбрачия. У каждого члена общины было свое послушание: кто-то ухаживал за скотом, кто-то заготавливал сено и дрова, кто-то стирал и готовил на всех. То есть уклад жизни был схож с монастырским, но на все предложения священноначалия оформить михновскую общину как монастырь протоиерей Понтий Рупышев отвечал отказом. Сколь мудрым было это решение отца Понтия, стало особенно ясно, когда с приходом советской власти в Литву в 1940 г. начались массовые репрессии по отношению к верующим.

Перед войной в михновской общине в разное время состояло до 150 человек. «Высокою жизнью живете, выше монахов», – сказал владыка Пантелеимон (Рожновский), будущий митрополит Минский и всея Белоруссии (с 1941 по 1944 гг.), посетивший Михново летом 1936 г. В своей статье «Немонашеская обитель наших дней» в «Русском слове» (от 12 июля 1936 г.) митрополит Пантелеимон писал:

«Называя это содружество »общиной», мы понимаем это слово только в общем, но отнюдь не в церковно-юридическом смысле, так как это содружество вовсе не связано никакими обязательствами, никакими уставами, а лишь одним горячим желанием жить по-христиански. Заповеди Божии, и общественные постановления, и правила христианской жизни, поста и богослужения являются их (общинников – И.А.) единственным статусом». «Жизнь в общине очень строгая, постническая, в постоянном труде и покорности Духу Святому. Владелицы имений вкушают скудную пищу вместе со всеми насельниками имения и притом по понедельникам, средам и пятницам всего лишь один раз в день. И это при постоянном тяжелом труде. Тем не менее, все радостны, довольны, здоровы, очень любят свой пост, свое воздержание и рады, что Господь дает им силы и возможность вести подвижническую жизнь. Великой радостью и утешением для всех в этой жизни являются молитва, богослужение, частое принятие Святых Таин и та благодать Святого Духа, которая, видимо, царит в этой большой христианской семье… Даже калеки стараются посильно быть полезными, и всюду чистота, порядок, какая-то особая тишина, мирность, точно »веяние тихого ветра», как в повествовании о пророке Илии».

В Тургяльском округе «косо» смотрели на «кляштор» (польск. монастырь), обвиняли в пророссийских настроениях, называли «большевистским гнездом». Настоятелю местного костела, давно знавшему дворянскую семью Корецких, пришлось засвидетельствовать об их лояльности к властям и дружелюбии к соседям-полякам (в документе от 23 мая 1938 г.). Подозрения властей основывались на том, что хозяйка поместья А.Д.Корецкая, считая неканоничным образование Автокефальной Православной Церкви в Польше с подчинением Константинополю, осталась верной Русской Православной Церкви во главе которой был Святейший Патриарх Тихон (Белавин), которого она помнила еще Литовским архиереем (1914–1917 гг.). Поэтому А.Д.Корецкая общалась с жившим в Каунасе митрополитом Елевферием (Богоявленским).
Также в Михнове часто гостил опальный митрополит Пантелеимон, отказавшийся, как и владыка Елевферий, поставить свою подпись под законопроектом, которым польская власть собиралась закрепить полное порабощение местной Церкви. А.Д.Корецкая приглашала послужить в Михнове священника Луку Голода, отлученного Варшавским митрополитом от Церкви за верность Московской Патриархии .

Община в советское время
В октябре 1939 г. Виленский край вошел в состав Литовской Республики .
Отец Понтий (в 1939 г.) пророчески предсказал, что общине предстоят нелегкие времена, но она сохранится. После установления советской власти в 1940 г. началась депортация жителей в восточные районы СССР или их физическое уничтожение. Крупномасштабную акцию власти провели 14 июня 1941 г. Среди пострадавших были православные священники и миряне. В этот день были арестованы Варвара и Анастасия Корецкие, они оказались в Казахстане, их сестра Мария чудом избежала депортации. Были составлены списки на вывоз всех общинников, и назначен день – 21 июня 1941 г., но грянула война. Промыслом Божьим михновцы остались на родной земле. Община выстояла в военное лихолетье, давая приют всем страждущим. В послевоенной неразберихе в районных сводках община стала называться сельскохозяйственной артелью. Земля обрабатывалась по-прежнему с молитвой и любовью, обильно плодоносила.

В 1950 г. по распоряжению властей был организован колхоз «Михново», возглавил его инвалид войны Петр Тихонович Гайдарович. Случалось, приезжает начальство: «Где председатель?» – «В церкви». – «Что он там делает?» – «Молится, сегодня двунадесятый праздник».

Между тем работать михновцы умели, их колхоз был в округе лучшим по производственным показателям. Самое парадоксальное для тех времен заключалось в том, что колхоз – единственный в СССР – не имел парторганизации. В 1960 г. в газете «Известия» появилась статья «Артель или скит?», которая заставила местные власти ликвидировать колхоз под предлогом «укрупнения». Прислали милицию, опечатали амбары и фермы, все имущество передали совхозу «Табаришкес». Но община сохранилась, хотя вплоть до распада СССР по документам числилась отделением совхоза «Табаришкес».

Община сегодня

Сельскохозяйственная христианская община «Михново» (таково ее официальное название сегодня) существует и поныне. Общинники живут в бывшем помещичьем доме, в храме иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» совершаются богослужения. В течение 50-ти послевоенных лет настоятелем Михновской Скорбященской церкви был протоиерей Константин Авдей, по благословению отца Понтия направленный в Виленскую Духовную Семинарию. Последние несколько лет приход окормляет архимандрит Леонид (Гайдукевич). Он вспоминает, как еще мальчиком благочестивая мать подводила его под благословение к о.Понтию, когда приезжала в Михново. Многие из нынешних клириков Виленской и Литовской епархии прошли михновскую трудовую и молитвенную школу, обучаясь среди братьев и сестер терпеливому христианскому общежитию.

Из первых общинников жива одна Мария Милюк. История общины – это ее жизнь. Она свидетельствует молодым о жертвенном служении батюшки Понтия, его даре слова и даре исцелений. Об этом праведнике и пастыре в 1999 г. опубликована книга в издательстве «Паломник», она называется «Не оставлю вас сиротами». Одна из сестер Корецких, Варвара Николаевна Корецкая, собрала записанные на разрозненных листах бумаги мысли о.Понтия, описала жизнь и труды своего духовного отца.

Несмотря на границы, в деревню под Тургеляй приезжают богомольцы из Москвы, Калининграда, Гомеля, Вилейки. По словам белоруса Сергея, «в Михнове мы не скованы монашескими обетами, никакими обязательствами. Бытовой уклад – естественный, как тот, каким жили наши далекие предки: трудились да молились… Я точно клад нашел, попав в эту общину, давно сложившуюся семью. Слова «брат», «сестра» имеют здесь смысл, и эта теплота притягивает. Конечно, крылья за спиной ни у кого не растут, но поругаемся–помиримся. Постоянная исповедь у алтаря, причастие Святых Таин на Литургии – смиряют и очищают. Послушание – старшей сестре, отцу диакону, батюшке, конечно, существует. У них больший духовный опыт и привычка надеяться на волю Божию, а не на свои силы и разумение. Но не исключается и собственная инициатива. Видишь, как можно лучше сделать, – делай. На себя же работаем, на свое хозяйство. И для спасения души».

После каждой Литургии богомольцы идут в усыпальницу отца Понтия Рупышева мимо крестов над могилами усопших братьев и сестер, молитвами которых, как верят михновцы, не оставит их Своим попечением Господь и Матерь Божия.

Указом от 20-02.1925 г. Святейший Патриарх Тихон возвел о. Луку в сан протоиерея с возложением наперсного креста, «принимая во внимание полезную и ревностную службу Церкви Божией». В кн.: Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о канониче­ском преемстве высшей церковной власти 1917-1943 гг. / Сост. М. Е. Губонин. М., 1994. С. 354.
До 1940 г. Виленская епархия входила в состав Польской Автокефальной Православной Церкви. С 1940 г. – в состав Русской Православной Церкви.

Община отца Понтия в Михново

С 1958 года Лидия Павловна стала ездить в Мих-ново, в тридцати километрах от Вильнюса, в общину отца Понтия Рупышева. Отец Понтий - современник отца Иоанна Кронштадтского. Рукоположенный во священники в 1901 году, он был назначен на приход в уездный город Вилейку, позднее служил в Гельсингфорсе (в 1917 году был священником минной дивизии Балтийского флота). За благословением на начало пастырского пути отец Понтий ездил в Кронштадт к отцу Иоанну.

«Отец Иоанн Кронштадтский был его духовным наставником и провидел его высокие духовные дары. Рассказывали, что как-то раз после службы пили чай, было много разных гостей. Отец Понтий скромно сидел в уголочке далеко, а отец Иоанн нашел его и усадил рядом с собой. Потом отец Иоанн его исцелил. У отца Понтия гайморит был, хотели долбить, и вот он или спросил, или благословения попросил, я уж не знаю. А отец Иоанн только рукой махнул: “Ах, эти врачи!” И все как рукой сняло.

Во время революции отца Понтия преследовали и хотели арестовать, но его предупредили, и он, попрощавшись с семьей, сел на поезд и поехал в Вильно, - без документов, без всего. Молился в дороге, и когда проверяли документы, на него не обращали внимания. И так чудом он доехал».

В это время Вильнюс и прилегающие районы перешли к Польше. Десятки православных приходов бывших Виленской и Ковенской губерний оказались без духовного окормления и материальной поддержки. Протоиерей Понтий самоотверженно трудился, посещал разоренные храмы, восстанавливал разрушенные и постоянно совершал богослужения. В феврале 1921 года он впервые приехал в Михново в имение помещиков Корецких. Владелица имения, вдова Анастасия Дементьевна Корецкая, просила церковное начальство прислать иерея послужить в домовой церкви ее имения в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», построенной еще до революции по благословению оптинских старцев.

Во время Великого поста 1921 года отец Понтий служил в этой церкви ежедневно и произносил вдохновенные проповеди. Его слова и пример его самоотверженной жизни зажег огнем христианской ревности сердца Корецких, самой Анастасии Дементьевны и ее трех дочерей, Марии, Варвары и Анастасии (младшей в ту пору было 25 лет, старшей - 30). «Невозможно и дальше вести праздную жизнь, - говорил батюшка, - пора вспомнить о Боге и молить Его о спасении».

«Он так людей привлекал своей силой духовной, что эти помещики сменили всю свою жизнь. Они были верующие, но до этого жизнь вели светскую, ездили по гостям, ходили без платочков, конечно. Но после встречи с ним все-все сменили. Основали общину строгую. Разделили землю, у каждой сестры было по участку с домиками - назывались они “Михново”, “Гай” и “Крош”. Одна сестра была замужняя, а две незамужние. Сестры были как игуменьи, и много у них людей собралось, более ста человек. Молились и трудились, жили почти по-монастырски, хотя обетов и не давали. Католики так их и называли, только с автобуса выйдешь: “А, к монахам, вот-вот, Михново”».

Отец Понтий умер в 1939 году, создав к тому времени удивительную общину, проникнутую духом первохристианских времен. «Высокою жизнью живете, выше монахов», - сказал епископ Пантелеимон (Рож-новский), посетивший Михново в 1936 году . Перед кончиной отец Понтий предсказал, что общину ждут трудные времена, но она сохранится. И, действительно, она пережила войну и даже сохранилась при советской власти, хотя в 1950 году была преобразована в колхоз «Михново», а потом стала частью совхоза.

Узнала про Михновскую общину Лидия Павловна через одну свою знакомую, которая работала на заочных курсах для священников в Ленинградской духовной академии, проверяла их работы. Один воспитанник отца Понтия ездил в академию и пригласил эту знакомую приехать в отпуск: «Вам понравится, а там, может, и совсем останетесь». Она съездила, вернулась: «Лидочка!» Восторг. Ну, когда приедешь и гостишь - все готовое, все принесут, чудно поют...

Поехала Лидия Павловна в первый раз. Пожила неделю (обычно гостям позволялось жить неделю, там был специальный гостевой домик). Сестры стали хлопотать у старшей сестры: «Анастасия Николаевна, разрешите ей еще остаться, мы с ней так хорошо поем». Пришлась им по душе. Разрешили еще на неделю.

«Я стала ездить в Михново каждый год в отпуск. Местечко красивое, холмистое, гористое, дороги хорошие, на автобусе-то ехать. А у них река окружает поместье. И такая аллея дивная липовая ведет прямо к церкви. Многие к ним приезжали. Любили благодатный уголок.

никами имения и притом по понедельникам, средам и пятницам всего лишь один раз в день. И это при постоянном тяжелом труде. Тем не менее все радостны, довольны, здоровы, очень любят свой пост, свое воздержание и рады, что Господь дает им силы и возможность вести подвижническую жизнь. Великой радостью и утешением для всех в этой жизни являются молитва, богослужение, частое принятие Святых Таин и та благодать Святого Духа, которая, видимо, царит в этой большой христианской семье... Даже калеки стараются посильно быть полезными, и всюду чистота, порядок, какая-то особая тишина, мирность, точно “веяние тихого ветра”, как в повествовании о пророке Илии».

Все были всегда в чистеньком, в белых платочках, белоснежных. Отец Понтий велел соблюдать чистоту и души, и тела. У них была и ванна, и баня, прачечная. В комнатах жило по два-три, иногда до четырех человек. Был у них завтрак, обед, ужин. Некоторые не ужинали. Перед ужином читали вечерние молитвы и поминали всех о здравии и за упокой. Литургию служили не каждый день, а по праздникам, в воскресенье и на буднях, если память святого. Но на буднях не все присутствовали. Как-то было на литургии два-три человека, пела сестра отца Понтия. Все заняты: кто с коровкой, кто в поле, кто стирает, кто готовит, кто шьет. В город они не выходили. У них все было свое. А какие урожаи! Но их заставили в колхоз. Как они не хотели! Потом я приехала, они плачут: нас - в совхоз. А я: “Какая разница, вы все равно в колхозе”. Всю ночь писала им заявления. Все плакали... Коровки плакали... Разделяли коровок. Часть забрали, часть у них оставили. Но все-таки даже как совхоз община сохранялась. Мне все предлагали жить там постоянно.

И вот не раз меня спрашивали: “А Вы знаете Валентину Евгеньевну, Аглаиду Понтиевну?” Это невестка и дочка отца Понтия, которые жили в Питере. Откуда я знаю, город-то большой! И вот как-то приехал в Питер из Михново священник отец Константин . Он остановился у дочки отца Понтия Аглаиды. А мне сказали, что он приехал, и дали номер телефона. Я позвонила, и Аглаида Понтиевна меня пригласила зайти. Я пришла, тогда же пришла туда и невестка отца Понтия, Валентина, с дочкой и с сыном. И вот начали говорить. Не помню, о чем зашел разговор, я и говорю безо всякого: “Мы раньше ходили в Лесной. Там была церковь иосифская. А в другие нам нельзя было ходить”. Валентина прямо ахнула:

Ах! Вы ходили в Лесном?

Да, там отец Анатолий.

Да-да, я знаю!

Она зацепилась за меня сразу, заинтересовалась. И стала со мной говорить. А отец Константин: “О, вот села на своего конька”. Валентина-то постоянно этот вопрос поднимала в Михнове, то есть о “сергианстве” и т. д. А сестры старшие говорили: “А что вы хотите? Иначе не было бы Церкви”. Ну, как обычно говорят... И вот Валентина мне говорит: “Приходите ко мне”. И я к ней пошла, и мы с ней стали дружить».

23 января с. г. в Москве состоялись Международные Рупышевские чтения, приуроченные к 140-летию со дня рождения протоиерея Понтия Рупышева (1877-1939) и к 100-летию храма «Всех скорбящих Радость» в с. Михново под Вильнюсом, — храма, где батюшка служил последние восемнадцать лет своей жизни. При нем он создал драгоценное свое детище — действующую доныне общину мирян. Организация православной общины на территории Польши (ныне Микнишкес, Литва), в состав которой входил тогда Виленский край, была подвигом не только духовным, но и гражданским. О жизненном пути и духовном наследии о. Понтия написано несколько книг, записаны аудио- и видеоматериалы, подготовлены программы ТК «СПАС», радио «Благовещение». Предлагаем (в сокращении) один из представленных на Чтениях докладов: А. Шальчюнас (г. Вильнюс, Литва), аспирант МДА. «Протоиерей Понтий Рупышев и михновская община. Опыт исторического исследования».

Преподобный Варсонофий Оптинский как-то сказал, что упадок и запустение обителей начинаются с забвения их основателей и подвижников. Михновская община всегда свято хранила и хранит память о протоиерее Понтии Рупышеве, его подвигах и молитвах, питающих современное ее бытие. Однако, ввиду территориальных и канонических коллизий, история Виленского края, включенного в состав Польши и подпавшего под юрисдикцию автокефальной Польской Православной Церкви, на долгие десятилетия выпала из внимания историков Русской Православной Церкви. Ни община, ни ее основатель никогда не отделяли себя от Церкви в России. Пастырь неразрывно сохранял духовную связь с Русской Церковью в своем беззаветном служении Богу, где бы оно ни проходило: в тюрьмах, учебных заведениях, морском флоте, приходах в России, Литве, Латвии или Польше. Современная история михновско-понтиевской общины, протекающая уже в юрисдикции Русской Православной Церкви, — это почти столетняя история подвижничества и исповедничества православной веры.

Отправной точкой документального исследования стали воспоминания духовной дочери о. Понтия Варвары Николаевны Корецкой. Ее книга «Не оставлю вас сиротами: жизнеописание и благодатные мысли протоиерея Понтия Рупышева» издана в 1999 г. Были также изучены фонды в 14 архивах 4-х стран: России, Литвы, Латвии и Белоруссии, где в свое время жил или служил протоиерей Понтий. Использован архив общины, в котором нашлось много интересных документов, помимо самих богословских творений о. Понтия, которые еще ждут своего исследователя. Были записаны интервью с многими лицами, включая родственников батюшки и старших насельников общины, которые еще помнили самого настоятеля. Общий объем источников — свыше тысячи архивных документов, включая свидетельства о прижизненных и современных чудесах о. Понтия.

О. Понтий родился в Виленской губернии в дворянской семье. Готовил себя к монашеству, но получив благословение на пастырство, вступил в брак и, сдав экстерном богословский экзамен при Виленской семинарии, в 1901 г. в возрасте 24 лет был рукоположен в пресвитеры. Подвижнический, монашеский настрой о. Понтия в полной мере раскрылся затем в общинной жизни в Михново и был усвоен многими духовными чадами. Перед началом нового жизненного пути он вместе с супругой посетил своего духовника св. прав. Иоанна Кронштадтского, духовную связь с которым поддерживал еще с гимназических лет. Неоднократно сослужил в Андреевском соборе о. Иоанну, называвшему молодого священника другом и братом и исцелившему его от тяжелой болезни, требовавшей операции. Благодатное влияние духовного отца проявилось во многих аспектах пастырского служения о. Понтия, и позднее, уже сам будучи известным духовником, он предсказал прославление Иоанна Кронштадтского в лике святых.

С самого начала своего служения на приходах Виленской, а затем и Минской губерний о. Понтий проявил себя как ревнитель чистоты православия, наотрез отказываясь соблюдать сложившиеся там языческие обычаи: венчать пьяные свадьбы, допускать к причастию живущих в недостойных сожительствах. Посыпались доносы архиерею, ненавистники открыто бросали на улице камнями в пастыря. Однако тот принимал все удары как от Промысла Божиего, не попускающего ничего свыше сил.

Важным поприщем
, на котором в полной мере раскрылись его таланты, было преподавание Закона Божьего сначала в приходских школах, а затем в мужских и женских гимназиях Бобруйска и Могилева. В этот же период пастырь безвозмездно осуществлял тюремное служение в Бобруйской тюрьме. В 1911 г. был назначен во 2-ю Минную дивизию Балтийского флота. Служение священника на флоте требовало огромного напряжения всех сил: именно в матросской среде сдетонировал революционный взрыв, а условия служения на корабле были такими, что некоторых священников, согласно ведомственным отчетам, «снимали с судна с тяжелейшими депрессиями спустя несколько месяцев службы». Отец Понтий прослужил на флоте 6 лет. Из них 3 года во время Первой мировой войны, участвуя с командами судов минной дивизии в боевых заданиях, обороняя Рижский залив.

В 1917 г. в России вспыхивает революция, чуть позднее начинаются массовые убийства священнослужителей. Спасая себя и семью от матросского произвола, о. Понтий уезжает в Петроград, где служит настоятелем Спасской церкви Походной Петроградской канцелярии. Но и там на него поступает ложный донос, грозивший расстрелом. Предупрежденный об аресте, священник, зайдя домой, спешно прощается с семьей и, без вещей и денег, 4 июля покидает Петроград. Свою семью о. Понтий больше никогда не видел.

В тяжелейших условиях военного времени о. Понтий восстанавливал церковную жизнь вначале в Двинске, а с 1920 г. — в Литовской епархии в Вильно. Проделывая сотни километров пешком, он посещал приходские церкви, многие из которых были разрушены войной, собирал прихожан для богослужения, служил литургии, крестил и присоединял к православию, содействовал решению земельных и имущественных дел приходов. Апостольские труды отца Понтия были отмечены благодарностью Владыки Елевферия (Богоявленского).

Венцом его пастырской деятельности стало создание в Виленском крае, в поместье дворян Корецких, православной общины монашеского типа. В ней, подобно апостольским общинам Древней Церкви, родовитые хозяева наравне с бывшими слугами добровольно, по Евангелию, отдали себя на служение Богу и ближним. Центром и смыслом строгой духовной жизни общины стала литургия, объединявшая всех во Христе, питавшая в Таинствах и укреплявшая в нелегких трудах. Богослужения в домовой церкви Корецких, построенной по благословению оптинских старцев, совершались ежедневно, члены общины причащались Святых Христовых Тайн три-четыре раза в неделю, откуда и черпали силы для аскетической жизни. Насельники обрабатывали землю, держали домашнюю живность и жили от доходов с хозяйства. Понемногу человек, будучи наставляем в вере, привыкал к послушанию, труду, воздержанию, т. е. деятельно проходил путь духовной жизни подобно тому, как это происходит в монастырях. Разница была лишь в том, что, не будучи связан монашескими обетами, человек был властен сам решать, может ли он жить в послушании или предпочтет уйти из общины. Церковноначалие не раз предлагало отцу Понтию оформить общину как монастырь. Однако батюшка прозорливо предвидел, что отсутствие официального статуса поможет ей сохраниться в грядущих гонениях.

Миссионерская деятельность о. Понтия Р
упышева не ограничивалась рамками общины и охватывала весь Виленский край и западную часть Белоруссии. Тысячи душ спас он для жизни вечной. Каждый год он выезжал в другие приходы, куда его приглашали настоятели по просьбе своих прихожан. За неделю до выезда и он, и все насельники общины строго постились. Перед отъездом служился молебен. А после отъезда насельники продолжали соблюдать пост вплоть до возвращения батюшки. Посещаемые им храмы были переполнены так, что все не помещались в церкви и стояли во дворе. У людей появлялась и укреплялась вера в то, что батюшка не кто иной, как посланник Христов. Это было настоящее движение народного почитания о. Понтия.
«…Поездки мои на приходы по милости Божией прошли благополучно. Народу везде было по нескольку тысяч. 30 июля с.г. поеду опять на приход, если Бог позволит», — писал о. Понтий в письме к одной из своих духовных дочерей.

В 1939 году о. Понтий после болезни отошел ко Господу. Новая эпоха в истории общины стала испытанием ее на духовную крепость. Труд, послушание, молитва — только уже под видом коллективного социалистического хозяйства. Храм за все годы ни разу не закрыли. Богослужения в нем не прекращались никогда, хотя община жила под постоянной угрозой запрета. Михновцам не разрешали принимать паломников, тщательно надзирали за тем, чтобы никто не остался в общине на постоянное жительство. Ее пытались закрыть, раскулачить, передавали все имущество в близлежащий совхоз. Но община выстояла и сохранилась. Во время Великой Отечественной войны Михново кормило и давало приют беженцам.

Современный этап общинной жизни с начала 90-х гг. начался с притока новых сил в лице верующих, искавших подлинную духовность и по-разному приходивших к Богу в это время. Ныне духовно окормляют михновскую паству архимандрит Леонид (Гайдукевич), видевший отца Понтия еще в детстве, и иеромонах Иоанн (Ковалев). Настоятель общины возродил хозяйство, улучшил бытовые условия, построил новые гостиницы для паломников и трапезную, отремонтировал храм и часовню в честь св. прав. Иоанна Кронштадтского, где упокоился о. Понтий. Михновско-понтиевская община доказала свою духовную зрелость и способность отвечать на вызовы целых эпох, которые принесли многочисленные испытания ищущим спасения духовным ратоборцам, укрепляемым силой Божией. Нашему непростому времени можно адресовать следующие слова отца Понтия: «Мы призваны к оптимизму, надо жить так, чтобы наша жизнь была славословием Пресвятой Троицы и началом вселения в Царство Вечной славы, и наше жительство на Небесах есть».

«Скажу вам то, что нужно…»

По письмам протоиерея
Понтия Рупышева.
1877–1939

Забуду ли я Тебя, Господи,
в Своей мудрости, величии,
святости, неприступности, слушающего
меня, ничтожного?..
Ты наша милость и крайнее
снисхождение…
Живи просто…

Введение: «Скажу вам то, что нужно…»

Отец Понтий. II, 231; 2:473 [i]

Такими решительными, ответственными словами обобщает свой ответ глубоко духовный, исполненный отеческой любви и истинно пастырской заботы выдающийся священник почти нашего времени (моего - точно) протоиерей Понтий Рупышев († 1939), ответ на присланное по почте приглашение Правления Виленского Русского Общества посетить концерт-бал. «Вы приглашаете меня, - отвечает батюшка, - послушать у вас то, что не имеет отношения к… вечному спасению. Но… я скажу вам то, что нужно (выделено мной. - К.С.) для него, от чего современные христиане уклоняются, или поступите в отношении моих слов так же, как в отношении слов св. апостола Павла поступили афиняне (cм. Деян. 17, 32)?

В ответ на Ваше приглашение я могу так сказать вам: возлюбленные братия и сестры, теперь время благоприятное для спасения. Будем вести себя благочинно, строго соблюдать даже в болезни все посты, установленные Святой Церковью, не пустословить, не курить, не пить водки даже и одной рюмки, не танцевать, никого не осуждать, почитать праздники благоговейным поведением, не предаваться пустой суете и не творить многого другого, что по нашему мнению не предосудительно, а в очах Божиих греховно. Ведь вы, как православные христиане, к каковым я и обращаюсь, Таинством Св. Крещения рождены в истине, и мне, пастырю, приходится теперь свидетельствовать пред вами о начавшемся отступлении от нее современных христиан, о чем можно только скорбеть и от чего по долгу пастырства я могу лишь предостерегать вас… от чего да исцелит нас Бог» (II, 231–232; 2:473–474)… Примечательно, что эти пастырские слова были сказаны отцом Понтием в конце своего земного пути - за три года до кончины (в 1936 г.), то есть тогда, когда люди, чувствуя ставшее рядом Вечное Царствие Небесное и осознавая временность, скоротечность всего прочего, говорят только нужное, и как правило, кратко, что запоминается родными, близкими на всю жизнь, принимается ими как самое верное указание, куда и как идти…

Подобное пережил, да и продолжаю переживать, я сам: отлично помню то, что сказал мне перед своей кончиной (в 1943 г.) мой папа (мне тогда шел 14-й год). Подозвав к своему одру меня, благословив крестным знамением, он произнес: «Молись Богу, и Господь устроит твою жизнь».

Эти родные слова стали пророческими!!!

I. Из земного пути: «Я все дни с утра и до вечера

После литургии хожу по приходу»

Отец Понтий. I, 584; 1:358

Славный подвижник веры и благочестия, всю свою жизнь отдавший на самоотверженное служение Богу и людям, Понтий Петрович Рупышев родился в 1877 году в Виленской губернии Российской империи. С юных лет отличался самоуглублением и кротостью. Еще обучаясь в гимназии, твердо решил уйти из шумного греховного мира в братство служителей Святой Православной Церкви. Это его желание продолжало возрастать и тогда, когда он учился на юридическом факультете Московского Императорского университета и на факультете историко-филологическом Санкт-Петербургского Императорского университета. С целью определения своего жизненного пути он посетил ряд монастырей Русской Православной Церкви, и прежде всего Свято-Троицкую Сергиеву лавру и Оптину пустынь. В первой он встретился с преподобным Варнавой Гефсиманским, во второй - с преподобным Анатолием Оптинским, хорошо известными старцами-молитвенниками. Весьма почитал Понтий и святого праведного Иоанна Кронштадтского. Еще в 1893 году, будучи гимназистом, он удостоился получить первое благословение батюшки Иоанна, когда Высокий Гость, направляясь в Леснинский монастырь, посетил проездом и Вильно. Потом они встречались неоднократно уже в самом г. Кронштадте.

В 1901 году Понтий успешно сдал экзамены по богословию в Виленской духовной семинарии, вступил в брак с девицей Зинаидой, принял сан священника и определен настоятелем Свято-Мариинской церкви г. Вилейки (недалеко от Молодечно, Беларусь). На начало пастырского служения было получено благословение «Всероссийского Батюшки». Отец Понтий с матушкой ездил к нему в Кронштадт. Свято началось священное служение - так оно и продолжалось: благоговейно, ревностно, жертвенно… Позднее батюшка скажет: «Я все дни с утра и до позднего вечера после литургии хожу по приходу. Очень утомляюсь, но радость взаимного во Христе приветствия любви с избытком вознаграждает все тяготы. Еще есть скромные жатвы мира…

А когда идешь с открытой любовью и душой к людям, то даже чуждые Христу, почти враждебные Ему, обнаруживают горечь своего без Него одиночества. Да, велика сила любви! И какое это счастье! Когда она с человеком, какою полною жизнью живет все существо его и по духу, и по душе, и по телу!» (I, 584; 1:358–359).

После мятежных событий 1905–1907 годов отец Понтий служил и преподавал в разных местах Закон Божий, воспитывая молодежь в духе верности Святому Православию и Отечеству. В 1911 году назначен флагманским, затем судовым, штатным священником в Балтийском флоте. Был награжден церковными и государственными знаками. - После октябрьских событий эмигрировал в Латвию - навсегда разлучен с семьей. В 1919 году определен во священники Двинского Александро-Невского собора. Голод, эпидемии тифа, постоянная стрельба - вот характер тех дней. Но Батюшка продолжал служить в храме, молиться и молиться, нередко в одиночку - с Божиими Хранителями.

В дальнейшем он духовно окормлял паству в других приходах, восстанавливая разрушенное войной, возрождая церковную жизнь, укрепляя ее. Подчас ему приходилось проходить пешком десятки километров от одного храма к другому. Вот опять-таки его свидетельство о трудностях, но и надеждах: «Во время своего путешествия по Трокскому уезду, жить мне приходилось в невероятно трудных условиях. Нигде отдельного помещения для священника не было. Находился я в общих хатах, иногда и с домашними животными, и уж непременно с птицами. О воздухе и чистоте говорить не приходится. Нужно отметить и недостаток питания… Временами… от тяжелых условий жизни страдал невыносимыми головными болями; но Господь во всем чудно хранил меня» (II, 42-43; 1:33). Великим утешением для отца Понтия было то, что теперь народ везде жаждал совместной молитвы: «Поездки мои на приходы по милости Божией прошли благополучно. Народу везде было по нескольку тысяч» (II, 253–254;1:370)… «Приношу благодарность Господу за все, что я мог сделать» (II, 44; 1:35).

В 1921 году батюшка впервые посетил Меречь-Михновское поместье потомственных дворян Корецких, расположенное в Литве в тридцати километрах от Вильнюса, недалеко от границы с Белоруссией. Здесь он тогда же совершил богослужение в только что освященном храме во имя святых икон Божией Матери «Всех скорбящих Радость» и «Спорительницы хлебов» и остался на всю последующую жизнь - на 18 лет († 1939).

II. «Мы живем в полном послушании и согласии со Святой Церковью…»

Отец Понтий. II:243; 1:364

Величайшим - подлинно пастырским - делом отца Понтия стало здесь, в Михново, основание в 1922 году и последующая организация с помощью сестер Корецких подлинно христианской общины, сродной первохристианской, когда было братское единство верующих; когда слова «братья и сестры» в полном смысле соответствовали их глубокому - спасительному - содержанию; когда верующие - все верующие - «постоянно пребывали в учении апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах» (Деян. 2, 42); когда они «были вместе и имели все общее… хваля Бога и находясь в любви у всего народа» (Деян. 2, 44, 47).

«А как вы собираетесь жить, для себя или для своих ближних?» - вопрошал батюшка желавших подчинить свою волю духовному руководству отца Понтия. Ответ был однозначен: «…служить Богу и ближним» (1:47)…

«В повседневную жизнь общины отец Понтий ввел духовные и бытовые правила, которые были обязательны для всех ее членов:

Пребывать в постоянной молитве;

Соблюдать установленные Церковью правила;

Регулярно участвовать в богослужениях;

Исповедоваться и часто причащаться Святых Христовых Таин;

Соблюдать посты;

Добросовестно трудиться и с усердием относиться к послушанию;

Интересы общины ставить выше личных;

Заботиться о ближних и слушаться наставников…

Отец Понтий ввел в общине уклад жизни, приближенный к монастырскому… Однако на все предложения священноначалия оформить михновскую общину как монастырь он отвечал отказом, так как предвидел, что статус монастыря приведет к ее уничтожению» (1:70). «Каждый из общинников нес свое послушание: одни ухаживали за скотом, другие заготовляли сено и дрова, кто-то стирал и готовил еду на всех… Даже немощные, которым не по силам был физический труд, старались внести свою лепту в общее дело» (1:73). «Без работы никому не позволялось быть» (1:76). «Мы, - свидетельствовал батюшка, - живем в полном послушании и согласии со Святой Церковью…» (II, 243; 1:364).

Примечательно, что во время одной из пастырских поездок по Белоруссии в 1936 году отец Понтий посетил село Княгинино. Когда он направлялся к храму во имя Святой Троицы, мама будущего архимандрита Леонида (Гайдукевича) подвела его - шестилетнего мальчика - с сестрой к батюшке. «И, - повествует отец архимандрит, - он нас благословил» (II, 481; 1:88).

1 августа 1994 года Всевидящее Око промыслительно призвало его стать одним из достойнейших преемников отца Понтия…

У меня нет возможности описывать эту - Михновскую - светлую общину, да и нет нужды, так как только что вышли два увесистых тома (третий готовится) с обстоятельным, теплым, сердечным изложением истории ее . Со страниц томов веет крепкой первохристианской верой, несомненной надеждой, что Господь никогда не оставит, глубокой любовью к Богу и людям, чистой, святой жизнью. На нас внимательно и спокойно смотрят добрые, сострадающие, проникающие в душу пастырские глаза отца Понтия. И, кажется, вопрошают: а «мы… живем в полном послушании и согласии со Святой Церковью, исполняя все ее уставы и повеления, храня все ее предания и обычаи, принимая ее Таинства и чиноначалие, соблюдая в жизни заповеди Божии и учение святого Евангелия»? (Из писем. II, 244;1:364–365). И с духовной силой велят: «Служить людям, их нуждам мы должны (Рим. 15, 2; 1 Кор. 10, 33), но угождать им, то есть делать угодное их страстям, мы не должны (Гал. 1, 10)» (Из писем. II, 249;1:368)…

Отеческий взгляд повторяет одухотворенное лицо архимандрита Леонида (Гайдукевича), с которым я имел счастье встретиться и познакомиться еще в 1948 году во время учебы в Минской духовной семинарии, хотя железнодорожные станции наших посадок совсем близко (кажется, через одну: моя - Парафьяново, отца Леонида - Княгинино - на пути Крулевщизна - Молодечно). Какие приятные были у нас встречи! Я радуюсь всей душой, что в чистой общине - чистый отец! А какие светлые лица у сослужителей и друзей отца Леонида! У прот. Георгия Гайдукевича, иером. Иоанна (Ковалева), диакона Георгия Дементьева, старейшей насельницы общины Марии Мелюк!.. Алтарник же Николай Иванович Аносов - образ православного русского человека! С такими людьми в обществе их можно - должно - не только свято сохранить наследие отца Понтия, но и приумножить…

III. «Сохрани… это письмо»

Отец Понтий. I, 577; 1:355

На небольшую часть наследия выдающегося подвижника - на его письма - хочется обратить внимание и мне. Часть эта действительно маленькая, всего она занимает в первом томе «Истории Михновской общины» 20 страниц (с. 354–373), но затрагиваемая в ней тематика емкая, важная, нужная…

К сожалению, она, как я уже отметил, только затрагивается и, как это обычно бывает в письмах, выступает или в тезисах, или даже просто как тема для размышлений. Последнее встречается чаще, ибо все письма отца Понтия отличаются лаконичностью: тема ставится четко, а дальше думай или же жди встречи с отцом и беседы с ним.

И я думал, но мысли мои возникали и складывались в несколько ином плане. Отец Понтий, как это можно судить по опубликованным его трудам и воспоминаниям, рассказам духовных чад, был выдающимся, светлым батюшкой. Но почему же в томе так мало его писем? Именно они и суть те документы, которые убедительнейшим образом, бесспорно почти для любого критика, привыкшего смотреть на всех и на вся подозрительно, без доверия, раскрывают благодатные дары учителя, советника, руководителя - отца. Именно по ним - по письмам, по их содержанию, по их духовности - и познается внутренний человек. Правда, нередко можно слышать, что в данном вопросе самым убедительным служит совершенное духовником чудо, - чаще всего видят его в прозорливости. Говорят: «Он прозорлив!» Но как бы здесь не встретить спекулятивность, как бы не поддаться некоей восторженности, да и просто не попасть под влияние силы злой, которая известно куда ведет!.. Так я думал и листал том. Ответ пришел: «Отец Понтий работал на ниве Божией, улучшал нравы своим сильным духовным влиянием и молитвой. Его миссионерская деятельность незримо охватывала православное население почти всей Польши и приносила большую пользу. Он вел обширную переписку с верующими, и никто не оставался без ответа и утешения » (1:66. Выделено мной. - К.С. ). Увы! И тут же новый вопрос: так где эта «обширная переписка»? Слава Богу, есть: «Варвара Николаевна (Корецкая; † 1976. - К.С. ) тщательно собирала и берегла духовное наследие отца Понтия и по сей день все его труды, письма бережно хранятся в михновском архиве» (1:80–81).

«Сохрани… это письмо», - велел своему духовному чаду отец Понтий (I, 577; 1:355). И духовное чадо, или духовные чада, с любовью исполнили и исполняют пастырские указания своего духовного отца. Будем надеяться и ждать публикации всего собрания писем батюшки. А пока с благодарностью читаем то, что уже стало доступным.

IV. «Имей дерзновение на все лучшее
в духовной жизни и высшее…»

Отец Понтий. I, 576; 1:354

Блажен тот человек, который, сознавая свое недостоинство, свои слабости, свои духовные немощи, тем не менее не расслабляется, не теряет бодрость, не останавливается в своем нравственном, духовном совершенствовании, а, испрашивая помощь Божию и крепко надеясь на нее, творит - дерзает творить - «вся повеленная» ему (Лк. 17, 10) - подымается и подымается по ступеням повеленного восхождения от земли на небо, от слышания о Боге до духовного лицезрения Его! С Богом возможно не только все хорошее, но и все самое высокое, самое лучшее. И надо дерзать.

К подобному и зовет отец Понтий или говорит «то, что нужно» (II, 231; 2:473): «Имей дерзновение на все лучшее в духовной жизни и высшее, испрашивая того себе у Бога» (I, 576; 1:354). Во Христе, нашем Господе, наша Жизнь, наша Истина, наша Полнота - наше Спасение! В Нем, по слову батюшки, «открывается нам непостижимо прекрасный, необъятный нашей душой, новый для нее, незримый телесными очами мир. Открывается уму нашему святая возвышенная мысль и мир духовный, которые мы не в состоянии даже испытывать им, но принимать, осязать их истину и созерцать; открывается сердцу такой мир чувствований и переживаний, который неизъясним никаким человеческим словом, но который пленяет душу в совершенную преданность и верность себе, и уже ничто другое не может занять ее; открывается воле такая Божественная любовь, от которой приходит в движение все существо человека, исполняясь радостью, счастьем и блаженством - и ответною благодатною любовью ко Господу, в которой, кажется, жизни не пожалеем для Него, готовой на страдания ради Него. Таковы дары Божии любящему Господа. Но, скажешь ты, - ставит батюшка вопрос от лица духовного чада, - как мне быть? Я хочу их иметь и не имею». И отвечает: «Ты помыслила о Господе - и Он с тобою; ты возжелала Его - и Он с тобою; ты обратилась к Нему сердцем и душою - и Он с тобою. В этой вере действенность жизни во Христе для нас. При ней Он постепенно, по мере нашего духовного возрастания и очищения от земных пристрастий, вводит нас в познание Своей Божественной жизни и мысли, облагоухает Своею Святостью, живит и радует Своею Любовью, которой нет имени. Так Она Чу́дна» (I, 581; 1:356).

Во имя этой Жизни - Божественной Жизни, Высочайшей Святости, Чудесной Любви - многим жертвовали, многое переносили, и делали это спокойно, мирно, даже сокровенно, но твердо, решительно, мужественно… «Твое желание жить для Бога и ближних Господь может исполнить, - размышляет отец Понтий, - но для этого сперва нужно перенести много испытаний в личной духовной жизни. Если будешь твердо направлять себя к жизни по духу Христову согласно правилам и уставам Святой Церкви, то приготовься перенести их» (I, 578; 1:355–356).

1. «Путь» к возврату «для блаженства»

Отец Понтий. II, 236; 1:360

Господь сотворил человека с высоким назначением: «С тем, чтобы он познавал Бога, любил и прославлял Его и чрез то легко блаженствовал». Это «изволение Божие» «пребывает неизменным», хотя и совершилось грехопадение - человек «уклонился от пути блаженства» (Свт. Московский Филарет. Катихизис. Первый член Символа веры). Наряду с другими действиями Промысла Божия в душу человека вселилась тоска об утраченном, которая не дает покоя падшему созданию. Как бы человек ни старался вытеснить ее - она живет и будет жить как голос - спасительный голос - неба, зовущий вернуться к небу. «Созданный для блаженства человек, но утративший его чрез грехопадение, - рассуждает отец Понтий, - тоскует по нем, пока опять душа его не научится жить Богом» (II, 236;1:360). (Последние слова хотелось бы повторить, хотя и мысленно).

Спутников - верных, надежных - для возврата много. Некоторых из них батюшка указывает: покаяние, смирение, любовь, простота в отношении ко всему, молитва - жизнь «по духу…» (II, 237; 1:361). А о терпении прямо заявляет: спасение «приходит чрез терпение» (II, 238; 1:361). «Наши чувства, как христианские, при всех наших мирских и внешних положениях и душевных состояниях должны быть таковы, какие указаны нам святым апостолом Павлом 1 Кор. 7, 29–31», - целомудренны, чисты, непорочны (II, 254; 1:370).

А можно ли определить первый шаг к блаженству? Определить трудно, но судить о нем можно! Всякое доброе дело, совершенное с искренней любовью во славу Божию и на пользу ближнего, и станет первым шагом, если вслед за ним будут другие. Возможно, это и относится к той самой простоте, о которой отец Понтий пишет: «Относись ко всему просто» (II, 237; 1:361).

На всем пути к Богу, к соединению с Ним и блаженству необходимо молить Его о ниспослании нам содействующей благодати, стараться быть с Ним всегда и везде. Потому-то батюшка неоднократно повторяет: «Господь с тобою… Да поможет тебе Бог во всем… Благодать Божия да совершает и укрепляет тебя… Да хранит тебя Бог…» (I, 581; II, 250; I, 583; II, 237; I, 577; 1:356, 357, 360).

2. «Господь разными путями зовет людей к Себе»

Отец Понтий. II, 250; 1:369

Божии Премудрость, Благость, Всеведение безграничны. И действия их неисчислимы, как и природа человека - образа Божия - многостороння.

Больше всего отец Понтий видит глас Божий, обращенный к нам в наших скорбях.

«Господь, - рассуждает батюшка, - разными путями зовет людей к Себе; одних добром, других чрез скорби и испытания, иных иным каким-либо образом. Это дело Его мудрости и любви. Здесь важно, что призываемый начинает понимать и переживать бесполезность и пустоту суеты мирских жизни и труда» (II, 250;1:369). Значит, скорби - это не что-то случайное в нашей жизни: они нас останавливают в суетливом беге, понуждают оглянуться на прожитое, оценить его, подумать о будущем. И не только это: скорби призывают наши силы, мобилизуют их встать на борьбу со всем тем нехорошим, что до сих пор составляло наш земной путь, отвергнуть зло и выйти на дорогу к Вечному Свету, поднять глаза к небу и от всей души воззвать: Господи! прости нас и помилуй, дай нам возможность потрудиться, но уже во славу Твою, на пользу Святой Церкви, на радость ближним! «Когда вздымаются волны, - пишет батюшка, - тогда пловцы становятся искуснее и отважнее в борьбе за свое благополучие. Когда бедствия, скорби и опасности теснят на пути, тогда путники становятся осмотрительнее, терпеливее и выносливее в достижении намеченной цели. Когда поражают болезни, тогда больные принимают всякие лекарства для возвращения желанного здоровья. Итак, нет никакого повода нам смущаться и унывать при всяких тесных обстоятельствах жизни и душевных скорбных состояниях. Кормчий надежен, Проводник верен, Врач искусен… Но, ты скажешь, - я не живу, я не иду, я расслабленна. Это и удивительно, скажу я, - в смерти действует жизнь, в застое видно движение, в расслаблении обнаруживается здоровье. Так было с лежащим в земле зерном… Божественный Промыслитель растит в тебе новую благодатную жизнь в земле скорбей: приводит ими в движение твои душевные силы, обильно утучняет твою душу дарами своей благодати… Но, скажешь, я бы и жила духом, и шла вперед в Царство Небесное, … если бы окружающая обстановка и условия не душили меня. Что же? Скажу я. Это совсем не существенное препятствие. Когда зловоние грозит задушением, дают место чистому воздуху - Святому Духу, Которым можно в конце концов и совсем очистить атмосферу» (II, 585–586; 1:359–360).

Избежать скорбей в нашей жизни невозможно (II, 238; 1:361), но ведь они нам - в плане духовном - полезны. «Господь попускает скорби, очищающие или отторгающие нас от пристрастия к земному или приводящие нас в зрелость и совершенство душевной жизни через серьезные душевные переживания, связанные с закалением духа, как опоры единственной в них» (I, 584; 1:358). И отец Понтий увещает: «Не ослабевай же… в молитвах. Пусть они - несовершенны, но это - то окно и дверь, через которые проникает во вместилища страстей благодать Святого Духа, их очищающая» (I, 586; 1:360).

3. «Никакого подвига ради Господа и вечного

Спасения страшиться не следует»

Отец Понтий. II, 246; 1:366

Подвиг - это то, что соединено с героизмом, самоотвержением, решительностью, с добровольным, охотным принятием на себя тяжелых трудов, лишений, мучений во имя высокой и славной цели. А если цель - достижение духовного лицезрения Господа, нашего спасения, блаженного воскресения и Вечной Жизни в сонме Небесной Церкви? - Это то, что существует как Высочайшее, как самое Славное, что остается навсегда как самое Вожделенное, самое Желанное!

Слушаем батюшку:

«Никакого подвига ради Господа и вечного спасения страшиться не следует, если мы его совершаем или проходим по вере, так как тогда на него дается нам Божия сила, укрепляющая нас в наших немощах. Тем более она укрепляет верных в таком подвиге, который мы несем по послушанию Святой Церкви и ее уставам, как и в посты на постный подвиг, чтобы его могли соблюдать и немощные по вере и силам душевным и телесным» (II, 246–247; 1:366). Следует помнить: «Телесной… слабости… нельзя доверять, когда мы живем духом во Христе и Им. О всяких же греховных и нечистых мыслях у нас нужно сказать, что они происходят от греховности в нас, унаследованной нами через естественное рождение от наших предков, или от наших личных грехов, хотя бы мы их и не замечали за собой. Но могут быть также мысли и непосредственно от диавола. Во всяком случае, на них не нужно останавливаться вниманием и умом и не соглашаться с ними, чтобы не заразилось ими чувство, а тем более не склонилось к ним желание. Лучшее средство от них есть молитва» (II, 247; 1:366).

Отец Понтий вспоминает светлые примеры светлого подвига и отмечает его богатые духовные плоды:

«Когда св. Иоанн Богослов стоял у креста Христова, он нес вместе со Христом Его подвиг, участвовал в нем всем своим сердцем, полнотою своею и чистотою любившим Его. Пресвятая Дева здесь была в беспримерном подвиге. Так, когда верующий христианин болеет сердцем, сострадая скорбям своих ближних, или видя их согрешающими, или о своих греховных состояниях, или не видя непосредственно причины такой боли, он, во всяком случае, или участвует в кресте своих ближних, или несет даже за них его, или свой крест несет. Крест же есть подвиг. После скорби или подвига бывает обогащение в духовной жизни и получение даров духу нашему свыше… По мере перенесения сердцем подвига любви (болезни сердца о грехах и сострадание ближним) она в нем усугубляется и сообразно глубине ее раскрывается разум в сознании духовной жизни. В то же время в глубине сердца так действует особая жизнь любви и раскрывается в ней такая особенная духовная жизнь, что человек не хочет выходить из пребывания в этом состоянии и при обыкновенном образе своей жизни обращен всем существом своим внутрь себя. Тогда земная видимая жизнь кажется ему ничтожной и скорее скоропроходящим сном, а ум, не занимаясь ею, а обратив очи свои внутрь сердца, воспринимает свыше благодатные познания» (I, 576–577; 1:354–355).

«Вот такое состояние духа и души нужно беречь и не выходить из него. А выводят нас из него излишние заботы житейские, обращение и пленение сердца всем земным и особенно осквернение его греховностью… Приложи все это и себе» (I, 577; 1:355).

«Бог да утвердит тебя в вере и да хранит от зла» (II, 247; 1:366).

4. «Посещать мирские собрания…

Только по необходимости»

Отец Понтий. II, 483; 1:372

Батюшка не приветствует поспешное - непродуманное хорошо - участие в собраниях мирских, даже если они внешне выглядят и невинно, так как их «невинность» легко может измениться и стать даже осудительной. Это может произойти незаметно в виде применения «озорными» участниками веселых шуток, острых анекдотов, «вольных» песен, а затем нескромных и совсем непристойных обращений…

Старец мало говорит на эту тему, затронутую его «возлюбленной о Господе сестрой», но картина присутствия на «торжестве» вырисовывается ярко - кажется, сам находишься среди этих «весельчаков» и смотришь на выходную дверь… «Посещать мирские собрания, - отвечает он духовной дщери, - которые бывают не ради Господа, можно только по необходимости. Поэтому в гости по приглашению и на свадебное торжество, если это окажется нужным, можно пойти и посидеть там немного до того времени, как это требует приличие и вежливость и с нашей стороны, и со стороны хозяев и их гостей… Когда гости начнут переступать пределы и тем осквернят благочестие, например, петь непристойные песни, нескромно вести себя и распущенно, танцевать и подобным образом, то нужно уходить тогда домой… Бог да хранит тебя от зла» (II, 483; 1:372).

Вспомнились и слова святого апостола языков Павла: «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти; но любовью служите друг другу… Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти» (Гал. 5, 13, 16).

[i] Цитация на сочинения протоиерея Понтия Рупышева приводится по изданиям: Жизнеописание и духовное наследие протоиерея Понтия Рупышева. М.: Паломник, 2016 (далее - I, после запятой - страница текста); по наст. изд.: Протоиерей Понтий Рупышев: Духовное наследие. Михново: Воспоминания. М.: Паломник, 2016 (далее - II, после запятой - на страницу), а также: История Михновской общины: В 2 т. / Сост. Светлана Устименко. Т. 1. Висагинас, 2015. - 384 с.; Т. 2, цит. изд. - 480 с. Цифра до двоеточия указывает на номер (том) источника, после двоеточия - на страницу. Орфография и пунктуация в цитатах сохраняется так, как в источнике. - Примеч. ред.

См.: История Михновской общины / Сост. Светлана Устименко. Т. 1. Висагинас, 2015. - 384 с.; Т. 2, цит. изд. - 480 с.

Следует отметить, что в первом томе наряду с другими материалами использованы и статьи аспиранта нашей академии Алексея Шальчюнаса «Жизнь и служение протоиерея Понтия Рупышева в России», «Жизнь и служение прот. Понтия Рупышева в эмиграции» на сайте кафедры церковной истории МДА, см.: http: // history-mda.ru/(дата обращения: 16.06.2014)